Две секунды после - Ксения Ладунка

Сегодня ночью я не смогла уснуть, потому что тревога от случившегося днем заполнила грудь и не давала нормально дышать. Я то и дело задыхалась, когда снова и снова прокручивала в голове нашу прогулку к машине после фотосессии. Я мучилась и ворочалась с боку на бок, а потом просто зашла в Тикток и пропала. Не осталось ни мыслей, ни тревоги, ни эмоций. Только тупое поглощение быстрого контента.

Я прокручиваю ленту и вдруг замираю. Внутри все холодеет и оглушающе трескается. На экране я вижу нас с Томом, и поначалу мне кажется, что я начала бредить, но нет. Это наша с ним «проходка до машины», залитая в Тикток и набравшая уже двадцать пять тысяч лайков.

Мы в толпе журналистов. Том, прижимающий меня к себе и защищающий от людей. Я, спрятавшаяся в его объятиях и закрывающая лицо рукой. Подпись под видео гласит: «Это любовь».

С бешено стучащим сердцем я закрываю приложение. Что за хрень?! Я едва не подпрыгиваю в кровати, садясь в позу лотоса. В ушах звенит. Боже, боже, боже… это везде, это меня преследует. Я готова завыть от ужаса происходящего.

Потом я понимаю… «Любовь»? Там было написано «любовь»?

Дверь моей комнаты открыта — и я вдруг отчетливо слышу шум из гостиной. Сначала я пугаюсь, едва не закричав, но потом вижу Тома, выходящего из своей спальни. Я смотрю на время — три часа ночи.

— Ты чего не спишь? — громко спрашиваю сквозь помещение.

— Мать твою! — вздрагивает он и подпрыгивает.

Из меня вырывается смешок, потом еще один. Я пытаюсь сдерживаться, но все же начинаю смеяться.

— Белинда! — грозит Том сквозь мой хохот. — Ты зачем так пугаешь?! Тут темно и тихо, и должно было так оставаться!

Я спрыгиваю с кровати и направляюсь к нему. По пути тянусь к выключателю, чтобы зажечь свет, но Том останавливает меня и просит оставить комнату в темноте.

Плюхнувшись на диван, я говорю:

— Ты тоже меня напугал. Люди в три часа ночи обычно спят.

— Вот именно, — укоризненно отвечает он.

— Я Тикток смотрела, — бросаю я, наблюдая за черным силуэтом Тома в темноте.

— До трех ночи? — недоумевает он.

Пожимаю плечами.

— А с тобой что?

— У меня бессонница, — Том подходит к окну и открывает одну створку, вдыхая свежий ночной воздух.

Подумав, я решаю не уточнять, что он имеет в виду, но Том словно чувствует мой невысказанный вопрос.

— Это мой диагноз, — говорит он, не отворачиваясь от окна. — Следствие болезни. Иногда мозг буквально не хочет переходить в состояние покоя и работает на износ, постоянно гоняя мысли туда-сюда.

— А лекарства? У тебя же наверняка они есть.

Я вспоминаю рюкзак, набитый таблетками, который нашла у него в Амстердаме.

— Снотворные? Нет, спасибо, я потом не проснусь. Проще всю ночь провести так.

Я подтягиваю к себе ноги, чувствуя прохладу, потянувшуюся по полу, обнимаю колени и говорю:

— Я не могла заснуть из-за тревоги и зашла в соцсети, чтобы отвлечься. Стоило только выйти, снова чувствовала страх. В итоге просидела так до трех часов.

Не закрывая окно, Том уходит в спальню и возвращается с сигаретами. Зажав одну между зубов, говорит:

— Ты же не против?

Я отмахиваюсь:

— Пожалуйста.

Оранжевое пламя зажигалки на пару секунд подсвечивает его лицо, появляется красный огонек на конце сигареты. Благодаря уличному свету я вижу, как Том курит, выдыхая серый дым в окно.

— Я увидела там нас. То, что сегодня сняли около студии. Выглядело дико.

Том усмехается. Для него-то это не в новинку — наблюдать за тем, как твои видео и фото вирусятся на огромную аудиторию.

— Тебя это не тревожит? — аккуратно спрашиваю я, пытаясь найти понимание и поддержку.

— Тревожит, поэтому я не заходил в интернет с того самого момента, как нам отправили видео.

Я облизываю губы. Представить себе не могу, как можно так долго не проверять социальные сети.

Том щелчком откидывает дотлевшую сигарету и захлопывает окно. Я слежу за его темным силуэтом, как он подходит ко мне и почему-то садится на пол, в ноги. Том откидывает голову на диван рядом со мной и тяжело вздыхает.

— Я понимаю, что происходит в интернете, потому что со мной уже случалось подобное. Когда мы с Мартой разводились, на меня вылилась куча дерьма. Это толкнуло меня в депрессивный эпизод, а потом несколько месяцев его ухудшало. Я не захожу, потому что знаю — мне это навредит, а я не могу позволить себе хандрить, у меня очень много работы.

После минутного молчания я говорю:

— Ничего себе. А я думала, тебе все равно.

— Конечно, нет. Кому бы было все равно?

Я пожимаю плечами, искренне удивившись его словам.

— Мы с тобой так давно не общались, — вдруг говорит Том, и я вижу блеск его глаз в темноте.

Да, потому что ты забыл обо мне на полгода, хочется ответить ему.

— Как твои дела? Ты общаешься с матерью? — Он приподнимает голову в мою сторону, но потом снова опускает, зажмурив глаза, словно от боли.

— Эм… нет. Конечно, нет. После работы с психологом я решила прекратить с ней всякое общение. Один раз она приезжала ко мне в клинику. Она все та же, ни капли не изменилась. Мне нельзя ее видеть, потому что она что-то вроде… триггера для меня. Стоит ей что-то сказать, и у меня срывает предохранитель.

Том слегка кивает моим словам.

— Больше я с ней не пересекалась, но знаешь, иногда…

Я замолкаю, размышляя, как он отреагирует на то, что я скажу. Но потом вспоминаю, что это Том. Он всегда на все реагирует нормально.

— Иногда мне кажется, что она за мной следит. Как будто я вижу ее в толпе, а потом она исчезает. Я знаю, звучит глупо, возможно, это последствия употребления и у меня паранойя, но я, правда, ее вижу.

Том вытягивает руку и касается моей ноги, успокаивающе поглаживая.

— Здесь она тебя не достанет.

— Надеюсь, — усмехаюсь я.

— У меня ужасно болит голова, — признается Том.

— В спальне есть анальгетик. Принести?

— Нет, лучше погладь меня по волосам.

Меня удивляет такое открытое предложение потрогать его, но, видимо, голова у него, действительно, болит очень сильно. Я вытягиваю ноги, спуская их с дивана, и Том сразу устраивается между них.

— Мне надо поспать, тогда все пройдет. Кажется, она сейчас расколется, — тяжело вздыхает он, и в его голосе я слышу мимолетное отчаяние.

— Она в надежных руках, — успокаиваю