Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Впрочем, стоило юноше уйти, как Чу внезапно осознал, что определенно поторопился с выводами.
Мо Жань не собирался встречаться с Наньгун Янем — он воспользовался его телефоном и от его имени договорился о встрече с Хуайцзуем…
Первые несколько минут осознания этого факта оказались для Чу отрезвляющим шоком — должно быть, нечто подобное испытываешь, когда на тебя в одно мгновение обрушивается внезапный ливень, не оставляя ни клочка сухой одежды.
Как же вышло, что Мо Жань отправился вовсе не на встречу со своим отцом?
Ваньнин продолжал непонимающим взглядом смотреть на сообщение от Хуайцзуя в своем мессенджере.
«Через полчаса, старая оранжерея. Приходи один».
Даже то, как отрывисто была написана эта фраза, заставляло Ваньнина заранее испытывать ужас.
Разумеется, балетмейстер отправился следом.
Уже по пути он набрал детектива, занимавшегося все время делом о шантаже, и коротко описал ситуацию, избегая называть конкретные имена. Как всегда, тот стал задавать десятки уточняющих вопросов, от которых становилось не легче.
«Этот человек… вы говорите, ваш коллега?»
«Как долго вы с ним знакомы?»
«Простите… как, вы сказали, его имя?»
Морщась от плохо скрываемого раздражения, Чу процедил:
«Послушайте... я все равно сейчас туда еду. Я не собираюсь оставаться в стороне когда опасность угрожает человеку, которого я люблю. И, если с Мо Жанем что-то случится... я этого не прощу».
Он завершил разговор не дожидаясь пока детектив ему ответит.
Впрочем, спустя минуту тот набрал Чу уже сам, убеждая мужчину оставаться на месте и позволить полиции разрешить ситуацию.
Ваньнин на это ответил единственным колким «нет».
Он едва находил себе место от волнения — как мог он не ехать, понимая, в какой опасности находится Мо Жань?..
Однако мысль о том, что вскоре к оранжерее прибудет подкрепление, не могла не вселять надежду.
Ваньнин, на самом деле, был очень хорошо знаком с этим местом: в далеком прошлом, когда он только начинал заниматься классическим танцем, он часто проводил здесь свободное время, репетируя партии в уединении — потому что занятия в окружении сверстников очень уж часто представляли для него, с его повышенной сенсорной чувствительностью и целым полчищем страхов, неразрешимую проблему.
Именно Хуайцзуй однажды показал ему эту заброшенную оранжерею с ее сотнями старых стеллажей и увитыми разросшимся белоснежным жасмином теплицами. Именно он мог часами следить за тем, как Чу старательно отрабатывает первые плие и батманы — стеллажи заменяли тогда ему станок. Именно Хуайцзуй, когда Ваньнин впервые испытал на себе весь ужас астматического приступа, был с ним рядом — отвез его в больницу — и помог ему скрывать этот факт на многих последующих смотрах и выступлениях, когда они оба надеялись, что с возрастом проблема исчезнет.
Однако астма никуда не ушла — а Чу пришлось признать, что выступления придется оставить позади.
Он вздохнул.
Само это место было ожившим напоминанием о том, кем был для него Хуайцзуй. Если в мире существовал человек помимо Мо Жаня, которому балетмейстер всецело доверял, это был его учитель.
Чу Ваньнин на мгновение закрыл глаза, пытаясь заставить себя осознать, что, возможно, все, во что он верил до сих пор, было обманом.
Вся его жизнь. Карьера. Успех.
Было ли это всего лишь неким изощренным дрянным способом сломить его?
Могла ли вся его жизнь идти к этой ночи? Он… не хотел знать.
«Нет. Хуайцзуй не мог работать с Жуфэн».
Ваньнин решительно шагнул вперед — и тут же, сделав единственный вдох, понял: что-то не так.
Он хорошо помнил аромат цветов, который пропитывал воздух теплиц: он менялся из сезона в сезон, летом — становясь душисто-звонким, а вечерами утопая в холодной сладости жасмина.
Однако сладкий, тошнотворно-тяжелый запах, накрывший оранжерею этой ночью, явно не был ароматом цветов. Кроме того, от повышенной влажности почти все видимое пространство застилал неестественный молочно-густой туман.
Чу нерешительно отступил — а затем, немного поразмыслив, понял, что, где бы ни были сейчас Мо Жань и Хуайцзуй, они явно не могли находиться в таком месте.
Он задумчиво осмотрелся, тут же вспоминая, что помимо теплиц здесь неподалеку также оставался глубокий пруд, где круглый год не отцветали алые лотосы. За долгие годы они разрослись так сильно, что крупные округлые листья заволокли почти всю поверхность воды, напоминая природный ковер, на котором словно капли крови распускались цветы. У этого пруда даже в самый знойный день было прохладно и тихо — а потому Чу Ваньнин в юности часто здесь отдыхал после изнурительных занятий. Здесь же располагался ветхий эллинг, который прежние хозяева оранжереи использовали для ремонта и хранения лодок.
Это помещение было единственным, что приходило на ум, когда Чу пытался вспомнить о месте, достаточно уединенном и удаленном от теплиц.
Ваньнин, лавируя в лабиринтах каменистых туманных тропинок меж теплиц, добирался до пруда дольше чем обычно. Темнота и ощущение нереальности происходящего давили на него, и время от времени ему приходилось останавливаться, чтобы понять, туда ли он свернул.
Впрочем, спустя полчаса он наконец увидел отдаленный силуэт старого деревянного эллинга. На первый взгляд строение выглядело в темноте все таким же заброшенным и тоскливым, как и многие годы назад. Однако, стоило Чу приблизиться, как внимание его привлекла узкая полоска тусклого света, пробивающаяся из-под двери. В ночной тишине не было, впрочем, слышно никаких посторонних звуков — казалось, кто-то просто забыл погасить свет когда уходил.
Чу Ваньнин, собираясь убедиться в том, что в помещении никого нет, уже протянул руку, чтобы потянуть дверь на себя — но буквально за секунду остановился. От оглушительно резкого, надрывного раската такого знакомого ему смеха кровь застыла в жилах.
«Мо Жань?..»
Юноша смеялся так громко, что, казалось, его легкие вот-вот взорвутся от рвущихся наружу диссонирующих звуков, однако было в его смехе нечто истерическое — отчего Ваньнин почувствовал новую волну страха.
— Вам кажется это смешным? — оборвал поток нездорового веселья неожиданно резкий голос Хуайцзуя.
Балетмейстер Чу продолжал стоять за дверью, жадно вслушиваясь в каждое слово, пытаясь понять, что же все-таки происходит. Он все еще не решался войти, опасаясь того, что ему откроется —
