Экстренный контакт - Энтони ЛеДонн
Это движение оказывается огромной ошибкой. Я чувствую боль, которую могу описать только как то, что мой череп разрушается сам по себе, а за ней следует волна тошноты.
— Боже...
Я снова зажмуриваю глаза от зеленого света, потому что совершенно уверена, что самое зеленое, что есть в комнате — это мое лицо. Глубоко вдыхаю через нос и молюсь, чтобы тошнота не усилилась и не перешла в приступы рвоты.
К счастью, после того, что кажется вечностью, тошнота отступает.
Урок усвоен, я не двигаюсь. Вместо этого начинаю осторожно копаться в своих мыслях, пытаясь отсортировать самые последние воспоминания.
Так, посмотрим, что у нас есть...
Медленно движущиеся туристы.
Посыпка из «Старбакса».
«Серебряные колокольчики».
Майкл. Мэтт. Мартин.
Митч!
«Рокеттс».
Такси.
Скрежет металла.
На этом все заканчивается.
— Вот черт, — бормочу я.
Единственное, что имеет смысл, это то, что я попала в аварию. Могу только предположить, что виноват кто-то другой, а не мой водитель, потому что нью-йоркские таксисты не устраивают аварии.
Должно быть, затуманенность моего мозга понемногу отступает, потому что я наконец сообразила пошарить по грубым, тонким как бумага простыням больничной койки в поисках маленького пульта. По длительному пребыванию отца в больнице я знаю, что рядом с его бедром всегда был пульт дистанционного управления, когда ему требовалась помощь.
А мне определенно нужна помощь. Помощь выбраться отсюда.
Ненавижу больницы. Я действительно ненавижу больницы на Рождество.
Мои пальцы касаются прохладного твердого пластика, и я долго нажимаю на самую большую кнопку, пока не слышу приближающиеся шаги. Несмотря на то, что подошвы ботинок резиновые, я все равно ощущаю раздражение в походке.
И это кажется необоснованным. Это я привязана к кровати в халате, оголяющем задницу, а они свободны и поэтому не могут дуться.
Шаги останавливаются возле моей кровати, и я открываю глаза.
— Наконец-то, — бормочу я, медленно поворачивая голову в сторону медсестры.
Внимательно осматриваю ее.
Я очень уважаю всех медсестер, правда уважаю. За время болезни отца я познакомилась со многими из них и знаю, что это неблагодарная, изнурительная работа.
А также знаю, что даже самые милые медсестры могут быть немного раздражительными в конце своей смены. И очень раздражительными в конце двойной смены.
— Когда вы сегодня начали работать? — спрашиваю я.
Она пристально смотрит на меня.
— Простите?
— Ваша смена. Сколько она длиться?
Женщина выглядит смущенной, сверяясь с часами.
— Я освобождаюсь чуть меньше чем через час. А что?
— Ваша первая смена? Или вторая?
— Первая. Дорогая, вам что-нибудь нужно?
О, с чего бы начать? Мне нужно объяснение. Поездка на такси домой. Моя одежда.
Мой телефон! Боже мой. Что, если я пропустила звонок? Звонок от Гарри?
— Мне нужен мой телефон. Пожалуйста, — быстро добавляю я, чтобы заявить о себе, как о хорошем пациенте.
Вместо ответа женщина изучает свой планшет, скользя взглядом между ним и подключенными ко мне аппаратами.
— Как вы себя чувствуете? Хотите пить? Голодны?
Ни то, ни другое. Но хотя тошнота все еще не прошла, головная боль усилилась, а по моему опыту, нет такой мигрени, которую не могла бы сгладить плотная, питательная еда.
— Я могла бы поесть. Но только не больничную еду, пожалуйста. При всем уважении, она отвратительна, и это только усугубит тошноту.
Она кивает.
— Никакой больничной еды, поняла. Почему бы мне просто не пойти и не заказать доставку, — говорит она. — Как насчет китайской кухни? Я бы не отказалась от яичного рулета.
— Хм. — Я поджимаю губы. — Суши? Немного риса может помочь моему желудку.
— Конечно, конечно. Сашими подойдет? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
— Отлично. Только без угря. И проследите, чтобы они не пытались втюхать соевый соус с низким содержанием натрия. Мне нравится высоконатриевый.
— Конечно! — говорит она. — Почему бы мне не пойти и не купить его самой, — говорит медсестра. — Мне же здесь больше нечем заняться.
Я благодарно улыбаюсь.
— Это так мило...
Наконец-то я замечаю ее насмешливое выражение лица, и моя улыбка сползает с лица.
Наконец-то до меня доходит.
— О, это был сарказм.
Женщина доброжелательно улыбается и похлопывает меня по плечу.
— Как насчет того, чтобы начать с хорошего желе?
Я пристально смотрю на нее. В желе нет ничего хорошего.
— Пожалуйста, скажите мне, что это тоже шутка.
— Вы должны признать, что сашими и желе практически одинаковой консистенции. — На этот раз ее улыбка шире. Более искренняя.
Я пытаюсь улыбнуться в ответ.
— Мой телефон. Пожалуйста?
— Не могу! — Кажется, ее голос становится все более веселым, чем дольше она здесь находится, как будто ее настроение немного улучшается каждый раз, когда ей удается отклонить одну из моих просьб.
— Вы уверены на счет желе, — продолжает она. — У нас есть вишневое, апельсиновое, лимонное. И мой личный фаворит — голубое.
Боже правый.
— Голубой — это не вкус, — вынуждена заметить я.
Медсестра не отвечает, и я смутно улавливаю, что в палату входит кто-то еще. На этот раз не резиновые подошвы, а резкий, тяжелый стук мужских туфель. Шаги сопровождаются не скрипом больничной машины, а плавным перемещением дорогого чемодана. Прочные колеса.
А еще запах. Запах, который вытесняет больничный запах. Вообще все запахи.
Свежий. И в то же время пряный. Мужественный.
Я начинаю чувствовать нарастающую панику, которая вытесняет мое раздражение на медсестру, головную боль и даже беспокойство из-за пропавшего телефона.
Потому что я знаю этот одеколон. Я дарила этот одеколон.
Конечно, есть вероятность, что одеколон принадлежит другому человеку. Другому мужчине. Пожалуйста, Господи. Любому. Другому. Мужчине.
И все же я чувствую безошибочный инстинкт «борись или беги».
К сожалению, борьба сильно затруднена из-за ужасной головной боли. А побег невозможен, потому что я подключена к чертовой капельнице.
Я обдумываю третий вариант. Притвориться мертвой?
Нет. Ни в коем случае. Это доставило бы ему слишком большое удовольствие, а я бы скорее умерла, чем доставила этому человеку хоть каплю удовольствия.
Я иду на крайние меры защиты. Беру несколько секунд на то, чтобы убедиться, что стена, которую упорно возводила вокруг своего сердца с тех пор, как видела его в последний раз, находится в идеальном состоянии. Я имею в виду, что мы говорим о неприступности уровня Форт-Нокса.
Только когда уверена, что все надежно, что стены не будут разрушены, а ров
