Рэдклифф - Забытая мелодия любви
Анна смотрела, как Грэм аккуратно открывает пакет. Грэм стояла у кровати, тщательно исследуя каждую деталь, выражение ее лица становилось все более озадаченным. Она ничего не говорила, пока аккуратно распаковывала странный подарок. Наконец она повернулась к Анне, удивленно подняв одну бровь.
"И что это?" – спросила она.
Анна глубоко вздохнула.
"Две пары джинсов, три синие хлопковые рубашки, шесть белых футболок, носки и пара рабочих ботинок "Тимберлайн".
"Интересно," – заметила Грэм, стараясь говорить ровным голосом. – "И зачем?"
"Ты не можешь работать в огороде в костюме с Савил-Роу и в итальянских мокасинах. Это преступление", – заявила Анна. Она не упомянула о том, что для Грэм опасным было ходить в такой обуви к утесу с его скользкими склонами.
"Я никогда в жизни не носила синие джинсы", – единственное, что смогла сказать Грэм. Никто раньше не набирался смелости, чтобы комментировать ее одежду. На самом деле такая попытка могла бы спровоцировать самый грубый ответ. А то, что Анна взяла на себя смелость самой купить ей одежду, поразило ее.
"Они черные," – заметила Анна. – Я решила, они тебе больше понравятся".
"А как ты выбрала размер?" – спросила Грэм, все еще удивленная. Анна была одной из немногих людей, которые, казалось, ее не боялись. Еще одной была Кристина, но с ней было совсем иначе.
"Я выяснила твои размеры," – объяснила Анна. – "Позвонила твоему портному".
Грэм не могла скрыть удивления. – "Ты позвонила Максу Файнермеру спросить о джинсах? И что же он сказал?"
Анна улыбнулась, вспоминая.
"Он сказал мне больше, чем мне нужно было знать о длине твоих рук, росте и объеме талии. Я долго убеждала его в том, что ему не нужно шить джинсы, но он настоял на том, что шьет все твои вещи. Он очарователен".
Она не упомянула о том, что он, несомненно, восхищался Грэм, и интересовался, когда он понадобится, чтобы сшить новый костюм.Он объяснил, что ее брюки определенной длины, чтобы легко нажимать на педаль фортепиано, и поскольку у Грэм очень длинные руки, рукава рубашек нужно шить длиннее. Также портной сказал, что важно, чтобы ничто не мешало ей прикасаться к клавишам. Его восхищение Грэм не исчезло после того, как она стала вести уединенную жизнь. Анна поняла, что Грэм производила колоссальное впечатление на всех, с кем пересекалась.
Пока Анна говорила, Грэм мягко улыбалась, одной рукой поглаживая манжет своей ирландской льняной рубашки.
"Бедный Макс," – сказала она, смеясь, – "наверное, он до сих пор не пришел в себя".
"Примерь", – смело предложила Анна.
Грэм удивилась, но потом неожиданно рассмеялась.
"Ладно, мисс Рид, я примерю. Если вы будете так любезны и извините меня на минутку".
Она собрала одежду и исчезла в другой комнате, оставляя Анне воспоминания о своем смехе.
Глава 8
Одной рукой Хэлен открыла дверь в музыкальную комнату Грэм, в другой она держала поднос с завтраком. Было пять утра, и небо за окном открытой террасы только начинало светлеть. Было первое июня, и хотя рано утром все еще было прохладно, Грэм начала завтракать на воздухе на каменном патио. Она сидела в углу балкона, как всегда, лицом к морю. Как только Хэлен увидела ее, она остановилась в изумлении.
"Грэм?" – позвала она удивленно.
Грэм обернулась, ее взгляд был отстраненным. "Да? Что?"
Хэлен быстро собралась. – "Я… Это… Ты выглядишь очень мило".
Грэм наклонила голову, нахмурившись. Она не поняла, о чем говорила Хэлен.
"Я выгляжу… А, джинсы! Ты заметила пополнение моего гардероба. Кажется, я к ним еще не привыкла".
"Где ты их взяла?"
"Анна решила, что моя одежда не подходит", – ответила Грэм.
"Анна купила эту одежду?" – удивленно воскликнула Хэлен. Она не могла припомнить, чтобы кто-то отваживался покупать Грэм одежду, она была слишком особенной. Ее удивило не только то, что Анне хватило на это смелости, а и то, что Грэм уверенно приняла этот поступок.
"Тебе нравится?" – поинтересовалась ее мнением Грэм.
Хэлен удивленно ее разглядывала. У нее были широкие плечи, узкие бедра и сильная спина. Белая хлопковая футболка подчеркивала мышцы на ее груди и руках. Узкие джинсы очерчивали ее худобу и рост, делая ее очень грациозной. Она выглядела на десять лет моложе, сильной и гибкой. Сколько Хэлен ее знала, внешний вид Грэм всегда был изысканным, благородным и очень элегантным. Ей была присуща некая естественная андрогинность, которая гармонировала с ее творческой личностью. Грэм как личность была лишь на втором месте после Грэм музыканта. На сцене ее пол не имел значения. Впервые Хэлен увидела в Грэм сексуальную женщину. Это была ошеломляющая, но в то же время – удивительно приятная перемена.
"Выглядишь вполне прилично", – умудрилась сказать Хэлен тоном, не выдавшим ее изумления. Она боялась, что излишний энтузиазм смутит Грэм. Она знала, что ей тяжело не знать, как она выглядит. Грэм отстраненно кивнула, вспоминая реакцию Анны, когда она увидела ее после переодевания. Анна так долго молчала, что Грэм начала думать, что забыла застегнуть пуговицу в деликатном месте.
"Ну?" – спросила Грэм с нотками нетерпения. – "Мне идет, или стоит позвонить Максу?"
Анна прочистила горло и сказала: – "Они прекрасно сидят. Ты выглядишь потрясающе".
Она сказала «потрясающе». Грэм было интересно, что видела Анна, глядя на нее. Она никогда раньше об этом не задумывалась. Ей было все равно, какой видят ее окружающие. Ее интересовала только музыка. Почему это стало важным сейчас, когда она ничего не может никому предложить, она не могла понять. А то, что ей не все равно, что думает о ней Анна Рид, было еще большей загадкой. Хотя она не могла отрицать, что ей понравилось надевать эту одежду, когда она встала утром, и когда она это делала, то вспомнила комплимент Анны.
"Ради бога, поставь уже поднос, Хэлен", – резко сказала Грэм, раздраженная собственными воспоминаниями. Что все это значит?!
Когда Хэлен вернулась через час, Грэм уже не было, а завтрак стоял нетронутым.
***Через несколько часов Грэм спустилась к проходу к морю, чувствуя на коже легкий соленый ветерок и подставляя лицо солнечному теплу. Она была поглощена своими мыслями с тех пор, как проснулась этим утром. Намек на мелодию зародился в ее сознании, и она не могла сосредоточиться ни на чем другом. Ноты были расплывчатыми, но они были, и это было забытое много лет назад чувство. Когда музыка неожиданно появилась в ее сознании, внутренний голос, давно молчавший, напомнил ей о ритмах ее некогда полной жизни. Почему это вернулось сейчас, она не знала, и боялась спросить, чтобы музыка снова ее не покинула.
Она чувствовала ноты, искала формы, как вдруг наткнулась на проходе на что-то большое и твердое. У нее не было времени среагировать, она мгновенно очутилась в зарослях вдоль прохода.
