Рэдклифф - Забытая мелодия любви
Она знала, что рискует оттолкнуть своего замкнутого работодателя, в то самое время, когда она только начала открываться, но она должна была попробовать. Огород должен был успокоить Грэм. Анна надеялась, что инстинкты ее не подводят. Она была практически уверена, что никто никогда не предлагал Грэм Ярдли копаться к грязи.
Грэм протянула перчатки назад: – "Они мне не нужны".
Анна рассматривала руки Грэм. Они были нежными, с длинными пальцами и заметными венами, проступавшими на бледной коже. В гибких пальцах чувствовалась сила, но они были не для грубой работы. Анна видела руки Грэм на клавиатуре, тогда они двигались уверенно и грациозно. Она слышала музыку, которую создают эти руки во время вечернего бриза. Ей не нужны были газеты, чтобы понять, что они сами были изысканным инструментом.
"Нужны," – мягко сказала Анна. – "Пожалуйста, надень их. Я не могу позволить тебе работать без них".
Грэм на мгновение засомневалась, затем кивнула. Она надела перчатки и спросила: – "Что мне делать?"
Анна закатала рукава. – "Становись справа от меня. Дай мне руку".
Она вложила рассаду в руку Грэм.
"По двенадцать в каждом ряду. Делай ямку на пятнадцать сантиметров, сажай рассаду и засыпай. Приминай землю вокруг растения, чтобы не было воздушных карманов. Сажай их на расстоянии полуметра друг от друга. Двигайся точно направо в сторону дома. Хорошо?"
Грэм поднесла рассаду к лицу. Она пахла теплым солнцем. На мгновение она растворилась в этом удовольствии. Анна наблюдала преображение ее лица. Грэм аккуратно держала крохотное растение, с лица ушла строгость, оно расслабилось в доброй улыбке. Нежность, которую она так тщательно скрывала, стала очевидно заметной. Грэм внезапно вышла из задумчивости, покачала головой, и выражение ее лица снова стало непроницаемым.
"Я смогу", – сказала она с обычной уверенностью. И решительно опустилась на колени в месте, на которое указала Анна, в брюках стоимостью долларов в пятьсот.
"Хорошо", – ответила Анна. Некоторое время она наблюдала, как работает Грэм, удивляясь ее уверенности и ловкости. Также она обратила внимание на осторожность, с которой Грэм обращалась с новой жизнью. Она была полна противоречий, эмоционально отстраненной, испуганной, но в то же время такой нежной и чувствительной в маленьких жестах, которые она делала подсознательно. Анне было сложно отвести от нее взгляд. Она заставила себя вернуться к работе, и время потекло в комфортной тишине.
Когда солнце взошло высоко над ними, Грэм остановилась, чтобы закатать рукава. Она отклонилась назад, и Анна вдруг увидела ее лицо.
"Грэм," – позвала Анна, – "повернись ко мне".
Грэм удивленно повернулась.
"Черт. Ты обгорела!" – испуганно воскликнула Анна. Она не подумала о том, что солнце очень яркое, но потом вспомнила, что Грэм была такой бледной отчасти потому, что редко бывала на улице днем. Она гуляла в основном по ночам. Только в последнее время она стала иногда выходить днем.
Анна взяла защитный крем и положила возле Грэм.
"Нанеси его на лицо и руки".
"Ты уверена?" – неохотно спросила Грэм.
"Конечно, уверена!" – воскликнула Анна, злясь на собственную беспечность. – "Ты бы видела, какая ты красная!" – Как только она это сказала, ей захотелось взять слова обратно. – "Боже! Прости!"
Грэм открыла тюбик. – "Не красная. Я знаю, как я выгляжу, когда сгораю".
Анна подумала, что с таким цветом лица она выглядит еще изумительнее.
"Пока все не так плохо, но если станет хуже, боюсь, Хэлен меня убьет".
"Так лучше?" – спросила Грэм, намазывая лицо и руки кремом. Она повернула лицо к Анне, чтобы та проверила. Ее волосы были растрепанными и небрежно падали на лоб. Солнце осветило золотом черты ее лица, создавая контраст с богатой чернотой ее волос и глаз. Она была великолепна, и когда Анна посмотрела на нее, у нее внутри что-то перевернулось. Она задрожала, но, не желая этого показывать, потянулась за тюбиком.
"Давай его мне", – хрипло сказала она. Она намазала кремом подбородок и шею Грэм. – "Ты пропустила немного", – мягко сказала она, нежно касаясь ее лица.
Грэм едва сдержалась, чтобы не отдернуть руку. Анна почувствовала ее дискомфорт, ей было непонятно, почему. Была тому причиной ее слепота или что-то другое?
"Спасибо", – серьезно сказала Грэм, когда Анна убрала руку. Прикосновение Анны к ее лицу испугало Грэм. Даже Хэлен редко к ней прикасалась, и Грэм не думала, что ей это нужно. Она не чувствовала потребность в контакте с чем-то кроме клавиш фортепиано. Но у нее перехватило дыхание от ощущения пальцев Анны на ее лице.Она отчаянно пыталась контролировать выражение лица и не задрожать.
"Пожалуйста", – ответила Анна, отстраняясь. Она не могла забыть взгляд Грэм, когда так невинно к ней прикоснулась. Это было похоже на страх.
***"Грэм! – воскликнула Хэлен, когда Грэм вошла в кухню. – "О боже! Ты упала? Тебе больно?"
"Все в порядке, а что?" – удивленно ответила Грэм. Она была не просто в порядке, на самом деле она чувствовала воодушевление.
"У тебя грязь на лице, а рубашка – еще то зрелище!"
Грэм очень внимательно относилась к одежде, и Хэлен не могла припомнить, чтобы она когда-либо видела ее в грязных брюках.
Грэм нахмурилась. – "Я помогала Анне в огороде. Я выгляжу очень ужасно?"
Когда удивление Хэлен прошло, она радостно рассмеялась. Да благословит Анну за это бог!
"Боюсь, тебе бы не понравилось. Ты растрепана".
Грэм поставила стакан, который собиралась наполнить.
"Пойду в душ", – сухо сказала она. Она вышла с таким достоинством, с каким только могла. Хэлен посмотрела ей вслед, слезы наворачивались на ее глаза.
***Менее, чем через неделю, Грэм удивил стук в дверь ее комнаты. Хэлен никогда не беспокоила ее, когда она была там. Она встала со стула перед открытым окном и крикнула: – "Да?"
"Грэм, это Анна. У меня есть кое-что для тебя".
Грэм открыла дверь, чтобы впустить ее, ее лицо вопросительно. Вместо объяснений Анна дала ей в руки пакет.
"Это тебе", – сказала она, вдруг смутившись. Когда эта идея только пришла ей в голову, она казалась блестящей. А теперь, когда перед ней стояла Грэм, как всегда неприступная, она засомневалась.
Грэм пригласила ее войти с привычной вежливостью.
"Пожалуйста, садись".
Анна осмотрелась, удивленная богатством убранства комнаты Грэм. Все, начиная от высокой кровати с пологом на четырёх столбиках до изысканно украшенных шкафов и антикварных гардеробов говорило о культурной изощренности. Грэм производила такое строгое впечатление, что Анне пришлось напомнить себе, что Грэм выросла и была частью самых сливок богатого общества. Единственным видимым пережитком этого богатого мира был ее вкус в одежде.
