Хозяйка города Роз - Юлия Гойгель
— Эля, ты только не обижайся на меня. Я не тебя бросаю, а город.
— Ты уезжаешь, чтобы вернуться? Мне тебя ждать? — спрашиваю у него и радуюсь, что идёт дождь. Я плачу, но из-за дождя моих слёз не видно. Это хорошо, ведь слёзы смягчают боль.
— Я не знаю, Эля. Но ты не жди, — он смотрит мне в глаза, не обижая ложью, не продлевая мои муки призрачной тенью надежды. — Мне нечего тебе предложить, ты и сама знаешь. Я не смог остановить мать, не сберёг Еву. Даже у тебя я взял то, что мне не принадлежало.
— Ты не взял, я сама тебе отдала, — поспешно произношу, чтобы снять с него хоть немного груза от чувства испытываемой им вины.
— Одна минута до отправления поезда! — предупреждает нас громкий голос проводника за спиной Артура. Он наклоняется и целует меня в губы: горячо, жадно, страстно, словно пытаясь насытиться этим последним поцелуем, запомнить его, как что-то важное, взять с собой, как памятную вещь.
— Влюблённые, поезд отправляется, — снова кричит проводник и протягивает Артуру руку. В поезд мужчина заскакивает уже на ходу.
«Мы не влюблённые», — проносится у меня в голове. Но эта мысль исчезает, растворяется под тяжестью осознания очевидного: я могу больше его никогда не увидеть. Вполне возможно, что мы расстались навсегда.
Вскоре я где-то прочитаю фразу о том, что любой, даже самый захудалый вокзал, видел намного больше настоящих поцелуев, чем самый модный Загс. Ева бы с этим не согласилась. И я тоже, ведь мы верили, что женятся лишь по любви. Но всего через пару месяцев я полностью изменю своё мнение, когда собственными губами смогу сравнить поцелуй на вокзале и поцелуй в Загсе.
Сегодня первое июня, а первого числа я всегда езжу к Еве на кладбище, почти каждый месяц. К тому же сегодня её день рождения. Пока я училась в другом городе, Ева всегда оставалась с Мареком дома, когда я приезжала, чтобы мы могли увидеться. Теперь, когда Он в городе, скорее всего тоже вспомнит о дне рождения сестры, но не прийти в этот день к Еве я не могу. Пока собираюсь, несколько раз заглядываю в зеркало. Я изменилась, очень. Возможно, Он даже не узнает меня. Мои волосы всё также длинны, но теперь я крашу их в любимый цвет Евы — цвет спелой вишни, совсем не модный теперь. Но я никогда не гналась за модой. Моя фигура по-прежнему стройна, но, в отличии от своих подруг и знакомых, я совсем не посещаю тренажёрный зал. Не люблю, да и некогда. А это в мои двадцать восемь уже является большим упущением. Теперь мышцы пресса должны быть не только у мужчин, но и у современных женщин. Как стеклопакеты в домах. Неважно, какой год постройки, какой материал стен и крыши. Хорошими были старые окна или плохими. Везде стеклопакеты. Даже в нашем, как мне кажется, застывшим во времени районе Роз. Иногда в интернете я видела совместные фота Артура с его девушками. Там сплошные стеклопакеты, все, как одна с дорогой немецкой или итальянской фурнитурой. В восемнадцать я была скорее худой, чем стройной. После рождения сына у меня округлилось там, где нужно, а стеклопакеты Артура по-прежнему остались худыми. Он, конечно, тоже возмужал и, кажется, стал ещё выше, но для мужчины это плюс, а не минус. А я по-прежнему метр шестьдесят семь. А Его стеклопакеты модельного роста, около ста восьмидесяти. Даже мои зелёно-карие глаза стали более карими, чем зелёными, а его зелёные сделались ещё ярче на фоне смуглой кожи тренированного тела. Всё же Артур Алмазов был одним из лучших футболистов нашей городской юношеской команды. А моё посещение дворца спорта ограничивалось проводимыми там футбольными матчами, куда я ходила за компанию с Евой, чтобы поддержать нет, не Артура, а Марека.
Заставив себя отойти от зеркала, я стала собираться. Чёрный комплект кружевного белья, делающий мою светлую кожу ещё белее и элегантное приталенное чёрное платье из плотного материала длиною до колен. Такая модель удлиняла мои ноги, а плотная ткань делала фигуру более стройной. В моём гардеробе почти вся одежда имела сочные тёмные тона, так как именно в сочетании с ними цвет моих волос смотрелся наиболее выигрышно. Сейчас, когда станет жарко, я всё ещё смогу позволить себе молодёжные джинсовые сарафаны на шлейках, под которые можно надевать белые маечки. Такой образ также хорошо сочетается с моими волосами.
Высокие каблуки я носила редко. И теперь, чтобы не выглядеть совсем уж мрачно, надела открытые вишнёвые босоножки на средней танкетке. Образ завершила небольшая сумочка в тон волосам и босоножкам. Наверное, в салоне городского автобуса я бы смотрелась не очень, но я давно пользуюсь услугами такси. Перед выходом наношу немного духов с ароматом вишни. Не сладкие, скорее с горчинкой. Открыла их для себя лет пять назад. А моё юношеское увлечение сладкой карамелью пусть останется тем, кто в Загсе целуется по любви.
Сначала указываю таксисту адрес цветочного салона. Там покупаю двадцать бордовых роз. Всегда только двадцать. Столько полных лет было Еве, когда она погибла. И ещё один букет. Затем называю адрес нового городского кладбища. Еву с матерью хоронили уже там. Оно открылось сравнительно недавно, лет двенадцать назад, но порою мне кажется таким же огромным и бескрайним, как наш город.
Выхожу из машины, рассчитываюсь, благодарю водителя и почти сразу вижу Его. Артур растерянно стоит у ворот, оглядывая бесконечные ряды могил. Конечно, за десять лет кладбище, в отличии от города, изменилось неузнаваемо. Но здесь нет улиц, лишь сектора. А мужчина вряд ли помнит тот, где похоронена его мать с сестрой. К тому же сектора появились не сразу. Возможно даже после его отъезда.
Одну минуту позволяю себе на него посмотреть. Сегодня на нём чёрные брюки и белая рубашка с коротким рукавом. Из-под него, на левом предплечье, виднеется край большой татуировки. Я уже видела её на каком-то фото. Пока он жил здесь, в городе, никаких тату на его теле не было. Не могу сказать, что мне это не нравится. Мысленно отмечаю совсем другое: он выглядит иначе, чем на самых последних снимках. А если сравнить его с тем парнем, что целовал меня на вокзале, то этот мужчина мне совершенно незнаком. Также, как и новый район Сити. Там живёт Марек, там есть квартира у нас с мужем. А я там постоянно жить не смогла. Но Артур вернулся именно туда,
