Джессика Соренсен - Вечность Эллы и Миши

Я зажимаю пальцами нос. — Черт... Кому я должна звонить? — Моя рука падает на колени, и я звоню Итану.

Он отвечает после третьего гудка. — Хорошо, это очень странно. Ты никогда не звонишь мне.

— У меня есть к тебе просьба, — я замолкаю, набираясь смелости. — Пожалуйста, можешь забрать моего отца из бара Денни, и побыть с ним, пока я не приеду?

Он молчит секунду. — Да, я могу это сделать.

— Спасибо, — говорю я с благодарностью. — Я приеду так скоро, как только смогу. Обещаю. Двенадцать часов максимум.

— Не убей себя, добираясь сюда, Элла. Я сказал, что все будет хорошо, так что приезжай, как сможешь.

— Хорошо. Позвоню, когда буду в пути.

— Звучит отлично.

Я вешаю трубку и бросаю телефон на кофейный столик, думая, где, черт возьми, я найду машину. Я начинаю звонить Мише, но останавливаю себя. Я не говорила с ним в течение дня, и последнее, чего я хочу, это позвонить ему и начать реветь.

Кроме того, он ничего не сможет с этим поделать.

Он колесит по всей стране.

Миша

— Если ты продолжить попадать в неправильную ноту, — предупреждаю я Наоми. — Я собираюсь убрать гитару.

Мы сидим на кровати в квартире-студии, с нашими гитарами на коленях. По всему полу валяется грязное белье, и мусор заполняет весь стол. Дилан и Чейз в баре, пытаются повеселиться. На мне пижамные штаны без рубашки, волосы Наоми мокрые и собраны на голове, потому что она только вышла из душа.

— Не будь придурком, — шутит она, дергая за резинку так, что ее влажные волосы падают на ее плечи. — Нота, которую я играю, звучит намного лучше, чем та, которую ты думаешь, мы должны взять.

Я качаю головой и бренчу по струнам своей гитары. — Это все зависит.

Она играет аккорд и перекрикивает шум. — От чего?

— Играешь ли ты в комнате, наполненной глухими людьми, — я безжалостно улыбаюсь.

Она закатывает глаза и кладет гитару на кровать. — Иногда ты такой засранец.

Она права, но для этого есть причина. Два дня назад, я осматривал достопримечательности и искал здание, где, как я слышал, работает мой отец. Я только что поговорил по телефону с мамой, она сказала, что собирается в отпуск с каким-то чуваком, в два раза младше ее, и что мой отец сейчас живет в Нью-Йорке.

Я лишь хотел увидеть, где он работает, других причин не было, лишь любопытство. Пока я стоял перед зданием, мужчина прошел рядом со мной, направляясь за такси. Это был мой отец, и я начал отворачиваться, но он увидел меня и махнул рукой. Я хотел развернуться, показав ему средний палец, но ничего не мог сделать, кроме как стоять там, как маленький ребенок.

Он подошел ко мне с удивленным выражением на лице. Он был в черном костюме и пальто, и смотрел на меня глазами, точно такими же, как и мои. — Миша, что ты здесь делаешь?

— Я живу здесь некоторое время. — Мой тон был резким. — Что ты здесь делаешь?

Он указал на возвышающееся здание с металлической наружностью.

– Меня перевели сюда работать две недели назад. Я звонил твоей маме и сказал об этом.

Я притворился, что не знаю этого. — Тебе, правда, надо перестать звонить ей. Ей не надо с тобой разговаривать.

Он посмотрел на меня, и его выражение лица стало холодным. — Так почему ты живешь в Нью-Йорке?

Я играю с цепочкой на своих джинсах, выпрямив плечи, когда толпа людей проталкивается мимо меня. — У моей группы концерты в одном из здешних клубов в этом месяце.

Снисходительный взгляд появляется на его лице. — Почему я не удивлен? Я должен был знать, что ты делаешь нечто подобное.

Я сжал руку в кулак, борясь с тем, чтобы не ударить его. — Что, черт возьми, это должно значить?

Он оглядел людей, проходящих мимо нас, будто волновался, что кто-то подслушает нас. — Слушай, Миша, я ничего не имел в виду. Я должен идти.

Я повернулся к нему спиной и ушел. По пути назад в квартиру, я понял, что мой отец всегда был полным кретином. Даже когда он все еще был моим отцом, он придирался к каждой мелочи, которую я делал, и говорил мне, что я часто был неправ.

— Эй, — Наоми хлопает руками перед моим лицом, и я вздрагиваю. — Ты полностью ушел в себя.

Я аккуратно ставлю свою гитару на пол и облокачиваюсь на подголовник. — Я думал, ты идешь веселиться сегодня вечером.

Она пожимает плечами и растягивается на кровати на животе, скрестив руки и положив на них подбородок. — Нет желания сегодня. Кроме того, в последнее время ты кажешься не в себе, и я не хочу оставлять тебя одного, чтобы ты утонул в своей скорби.

— Я не тону в своей скорби. — Я делаю глоток содовой. — Я просто в замешательстве.

— По поводу чего?

— По поводу некоторых вещей.

Она садится рядом со мной, так что мы оба смотрим на ноги, на кровати. — Это снова из-за Эллы, не так ли?

— Я не хочу говорить об этом. — Я ставлю содовую на ночной столик и немного кручу ее. — Я не комфортно себя чувствую, говоря с тобой об этом.

Она сжимает губы, тягостно о чем-то думая. — Почему нет? Раньше ты говорил.

— Только потому, что я был пьян, и я становлюсь немного болтливым, когда я такой. — Я не могу говорить с Наоми о том, что происходит в моей голове, потому что я обещал Элле рассказывать ей первой. — В принципе, я со всеми разговариваю, когда я пьян.

— Не притворяйся, что ты ненавидишь разговаривать со мной, Миша, — говорит она. — Я знаю, тебе нравится. Ты просто слишком ослеплен собственными ощущениями.

Я растерян. — О чем, черт побери, ты говоришь?

Внезапно, она склоняется ко мне с закрытыми глазами и открытыми губам, заставая меня врасплох, пытаясь поцеловать меня. Пряди ее волос ниспадают на ее лицо, и на секунду, я неподвижен, думая о том, чтобы позволить ей сделать это - позволить ей отвлечь меня от дерьма, творящегося в моей голове.

Когда все мои чувства к Элле просыпаются во мне, я отодвигаюсь, практически отползая к тумбочке, чтобы оказаться вне зоны ее досягаемости. — Что, черт возьми, ты делаешь?

Ее глаза распахиваются, и ее зрачки огромные. — Давай же, Миша. Не пытайся говорить мне, что ты не думал об этом.

Я медленно качаю головой. — Неа, не думал. Ни разу. — Ее щеки краснеют, и я ощущаю себя придурком. — Слушай, я сожалею, но ты знаешь, что я чувствую к Элле, так что не знаю, почему ты вообще попыталась.

Она соскальзывает ногами с края кровати и поворачивается ко мне спиной. — Не похоже, что ты любишь ее так же сильно. Ты даже не разговариваешь с ней по телефону все свое свободное время, как делал это раньше.

— Это потому, что я пытаюсь разобраться в некоторых вещах. — Я похлопал ее по спине, потому что могу сказать, что она вот-вот заплачет. Вся ситуация какая-то неудобная. — Ты будешь в порядке?