И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина
– А он к вам? – осторожно спросила Рене, лишь с трудом не фыркнув от дурацкого прозвища, и поторопилась сделать маленький глоток. Раздался дружный хохот, но стоявший напротив сержант громко шикнул, но тоже улыбнулся.
– Давно предлагаю ему сюда переехать. Считай, каждый месяц раньше отсиживал по несколько дней. Хотя под конец лета его, похоже, знатно приложило. А потом он исчез с наших радаров аж до декабря. Мы успели соскучиться.
– Вот как? – Рене нервно стиснула чашку. Ну да, всю осень Тони то пытался избавиться от навязанного ему ассистента, то старался, чтобы этого ассистента не прибили его же коллеги. Какие уж здесь приключения, с работой бы справиться.
– У него, кажется, умер кто-то тогда, – неожиданно вспомнил сержант, и Рене нахмурилась. Какое забавное совпадение. У неё тоже кое-кто умер… – Жалко, конечно, но это не повод буянить. Помню, едва удалось отобрать ключи у этого пьяного Джеки Чана. Он пытался завести свою хай-тек баржу, а сам даже сидеть прямо не мог. Так я Деву Марию потом неделю благословлял, что в тот день отвела нашего чудика от мотоцикла. Иначе всё. Костей бы не собрали по всему Монреалю.
По группе развалившихся на своих местах полицейских вновь пролетел хохот, а Рене до белых костяшек стиснула грязную кружку. Не сказать, что именно такие истории об объекте своей невольной привязанности мечтала услышать каждая девушка. Совсем нет. Даже наоборот. Но Рене понимала, что принимать Энтони придётся таким – с кучей чертей и полным выводком космических тараканов. Ведь нельзя любить только часть человека! Он же не чёртово Lego. Рене вздохнула и полезла в карман за обезболивающими.
– А вы сами, что от Ланга хотели? – вдруг спросил кто-то из молодых констеблей, но на него тут же зашикали. Несколько заинтересованных взглядов метнулось к покрасневшей Рене, и послышалось довольное бормотание.
– Дерьмово? – вдруг спросил гороподобный сержант, наблюдавший за тем, как она глотала таблетки.
– Бывало и похуже, – пробормотала Рене с зажатой в зубах капсулой. Химический привкус липко оседал на языке, но выбирать не приходилось. Так что, зачем-то задрав голову, она залпом проглотила целую горсть препаратов и запила остатками воды.
– Пойдёмте, – махнул рукой сержант, когда Рене поставила чашку на стол.
– А как же бумаги? Наверное, надо что-то заполнить, – непонимающе пробормотала она, пока торопливо подбирала свои вещи и прятала по карманам лекарства, на что полицейский фыркнул и закатил глаза.
– Потом разберёмся.
Комната для встреч совершенно не напоминала увиденные когда-то в кино отсеки с обязательными телефонными трубками, пуленепробиваемыми стёклами и решётками. Ничего подобного. Это был небольшой кабинет с несколькими столами и картой провинции во всю кирпичную стену. Людей здесь было немного, но часть мест уже заняли ожидавшие заключенные. Рене проводили в самый дальний уголок. Поближе к ещё одной двери и с расположившимся там постом наблюдателей. Ждать пришлось недолго. Только она успела повесить куртку на спинку деревянного стула, как металлические створки распахнулись, и в помещение вошел Энтони Ланг.
Он был бледен, как и всегда. Раздражён, разумеется, как и всегда. А ещё маялся тяжёлой мигренью, как и… ну да. Но если общее состояние Ланга было привычно стабильно, то внешний вид оказался для Рене весьма неожиданным. Куда-то исчезли извечно чёрные одежды, сменившись явно короткими спортивными штанами и неимоверно узкой в плечах футболкой со стёршейся эмблемой чего-то врачебного. На ногах его были кеды, а волосы… Те самые, что обычно лезли в глаза, теперь были собраны в аккуратный маленький хвостик на самой макушке. И увидев это, Рене прикрыла ладонью рот в отчаянной попытке не выдать себя глупым хихиканьем. Но тут губы резануло болью, а Энтони резко нашёл её взглядом. И честное слово, лучше бы Рене мигрировала на Ньюфаундлендские острова.
– Ты сдурела?! – прошипел Энтони и гремучей змеёй метнулся в сторону стола, за которым застыла перепуганная Рене. Чужая мигрень отдалась в затылке ноющей болью, пока исполинское тело нависало над ней, точно готовое рухнуть цунами. Кулаки Ланга тяжело упёрлись в скрипнувшую столешницу, а потом он наклонился так близко, что стали заметны мелкие порезы от явно тупой бритвы. Рене медленно выдохнула, но тут Энтони заговорил, и каждое его слово ощущалось в сердце идеально сцеженной каплей яда. – Позволь узнать, какого чёрта ты припёрлась сюда?!
– Ланг! – попробовал окрикнуть один из охранников, но добился лишь перешедшего на ультразвук шёпота.
– Думаешь, что особенная, или на тебя не действуют законы земной гравитации? Решила лишиться остатков мозгов? Ах, или твой ежедневник добрых дел недосчитался нескольких страниц? Какого дьявола ты здесь вообще позабыла?!
Ладонь с грохотом приземлилась на стол, мозги вспыхнули болью, и в этот же миг на плечо Ланга предупреждающе опустилась тяжелая рука сержанта. Тони зло оглянулся и тут же сбросил её одним дёрганым движением плеча.
– Отвечай! – рявкнул он, а Рене вздрогнула. Голову у обоих свело в диком спазме, но Энтони, похоже, этого не заметил.
На них уже странно поглядывали все, кто находился сейчас в комнате. Даже из коридора заглянуло несколько констеблей, видимо, привлечённые необычным шумом. Но Рене не знала, почему так бушевал Энтони. Не видела ни одной причины, а проснувшаяся внезапно обида на этого неблагодарного засранца полоснула по глазам совершенно неуместными слезами. И всё же, наплевав на боль в израненных губах, Рене попробовала улыбнуться.
– Привет, – произнесла она тихо. – Похоже, док-ктор Фюрст привез тебе одеж-жду, а я как раз думала, н-не нужно ли тебе…
– Что?! – Кажется, все презрение мира сосредоточилось в одном-единственном полувопросе-полувскрике, и Рене отшатнулась. – Ты клиническая идиотка, Роше!
А вот это было очень обидно, доктор Ланг! Она шмыгнула носом и отвернулась.
– Док, успокойся уже, – не выдержал раздосадованный сержант. – К тебе пришла девушка, так изволь быть повежливее, мудозвон ты неблагодарный.
– О-о-о. Я смотрю, ты и здесь умудрилась очаровать всех во имя своей спасательной операции, – медленно протянул Энтони, а затем поднял голову и оскалился, заметив устремлённые на него осуждающие взгляды. И Рене видела, как дёрнулась впалая щека, где даже румянец бешенства напоминал трупные пятна. А потом Тони холодно произнес: – Убирайся. И не смей больше приходить.
– Но… Хотя бы соизв-воль сказать – почему!
Наверное, в её голосе прорезались нехарактерные истерические нотки, ибо Ланг вдруг замер, а затем утомлённо потёр ладонями лицо.
– Просто уйди…
– Нет!
Повисло напряжённое молчание, прежде чем Тони одним плавным движением отодвинул стоявший напротив стул и, наконец-то, уселся. Он упёрся локтями в стол, отчего звякнула цепь на наручниках, и переплёл пальцы, будто собирался читать лекцию или принимать экзамен у очередного
