Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes
Понимание того, что Таривердиев слукавил, накатывает, когда он возвращается с подарками: навороченной коляской нейтрального оливкового цвета и громадным бумажным пакетом с логотипом детского магазина.
Кети хватается за голову и с придыханием предъявляет:
— Ты спятил?! Эти коляски стоят, как моя почка! И магазин… недешевый!.. Барс, возвращай обратно, я серьезно!
Но мой любимый муж только выгибает бровь и отражает ровно:
— У этой коляски сотня нужных функций, это целый трансформер. Всё остальное тоже пригодится, взял по возрасту для развития… ну и по мелочи.
— Я не приму!
— Не принимай. Это же не тебе. Пацану от нас с Лус запоздалые презенты. Пусть самым крутым на районе будет в зачетном транспорте.
Пока они продолжают пререкаться, я сажаю Родю в предаваемую анафеме конструкцию, с тоской поглядывая на обшарпанную коляску, которой они сейчас пользуются. Стоит у стены в коридоре. К гадалке не ходи — либо с рук купленная, либо получена в дар, ибо вид крайне плачевный.
— Определенно точно, Родион Алексеевич, обновка Вам больше к лицу.
Спорящие после моей веселой реплики замолкают. Рыжая сдается. Барс благородно ничего не комментирует.
— Заедем на обратном пути, — обещает он, уже пора выходить, и, попрощавшись, оставляет нас с подругой на минутку напоследок наобниматься.
Затем я спускаюсь и залетаю в салон с дрожащей улыбкой на губах. Кидаюсь ему на шею и лихорадочно зацеловываю каждый сантиметр красивого лица.
За ребрами всё в крошево от непрерывно лупящей туда радости.
Таривердиев — как отдельная Вселенная. Боже, этот парень необъятный! Я хочу протиснуться внутрь него и обнять большое сердце, генерирующее прекрасные поступки один за другим. И вмещающее столько доброты, храбрости и мужественности.
Даже говорить не могу от дикого тремора. Лишь дышу им, запах жадно вбираю.
Что я там думала? Исправлю всё?
Не-а. Это он, он всё исправляет в моей съехавшей когда-то набекрень жизни…
Первый час мы едем под музыку, подпеваю словам песен, которые мне знакомы, с несползающей улыбкой мычу мелодии. А потом бессонная ночь дает о себе знать нескончаемыми зевками. Я откидываю спинку и прикрываю веки, уверенная, что немного полежу и буду бодрячком. Но в итоге проваливаюсь в такой глубокий сон, что, когда открываю глаза, в окно вижу дебри родных пенатов. А это часов пять непрерывного пути.
Слегка поворачиваю голову и из-под ресниц наблюдаю за Барсом.
Моментально улавливаю напряжение, которым от него буквально шарашит. Хмурый, с опущенной линией век, делающих взгляд критически тяжелым, и со слегка сжатыми в упрямстве губами. Он словно всем нутром противится чему-то, язык тела предательски выдает его настроение.
Догадываясь, с чем это связано, я тихо предлагаю:
— Мне Кети ключи дала от своей квартиры, — Таривердиев стреляет глазами в мою сторону, и меня мурашит оттого, как в ту же секунду светлеют его черты, разглаживаются. — Попросила провести ревизию и заняться сдачей. Родители разрешили наконец-то. Хочешь, пока мы в городе, будем жить там?
Он раздумывает. Отвечает чуть позже:
— Остановимся там для начала, потом решим по ходу дела. Не против?
— Сама же предложила, — тянусь к его руке и переплетаю наши пальцы, подношу ладонь ко рту и смачно целую. — Как скажешь, так и сделаем.
Барс улыбается. Кожей чувствую — расслабляется.
Зеркалит мое движение, теперь сам целует мою ладонь.
Заводить разговор о перемирии с дедушкой не хочу. Нет желания давить и наставлять. Уверена, за те две недели, что мы будем дома, эта история примет положительный оборот. Потому что… если бы Таривердиев не был готов, не вернулся бы туда спустя три года.
Останавливаемся перекусить, а когда выходим на улицу, минут десять любуемся сиянием закатного солнца. В горах закат особенный. У меня всегда внутри что-то синхронно трепещет, когда вижу богатую палитру оттенков, пробегающих по каменистым вершинам. Это одна из тех вещей, по котором скучаю, живя в Москве.
Не знаю, что со мной… за ребрами скулить начинает. Даже не представляла, что могу так сильно соскучиться по местности, которую добровольно покинула.
Уловив мою грусть, Барс, кажется, придумывает лучший способ погасить хандру. Он покупает мне пакет мороженого. Шоколадного. В стаканчике.
И я проживаю дежавю. Мы едем по той же трассе, лопаем сладость, смеемся. Вспоминаем. Подкалываем друг друга. Специально пачкаю его щеки, измываясь над любимой сахарной чистюлей.
Я так счастлива… Глаза, бывает, слепит от внезапно подкатывающих слез. Смаргиваю их, делаю музыку громче.
— Танцевать хочу! — кричу, энергично размахивая руками, хотя ремень безопасности дико мешает. — Эй, красавчик, отведи меня потанцевать? Боже, мы же с тобой никуда не ходили вместе! Я просто требую свидания каждый день, пока ты не работаешь!
— Замётано, — посмеивается надо мной. — Но сегодня нас уже пригласили в общую компанию. Буду знакомить тебя с пацанами.
Эта информация почему-то сеет нервную дрожь по телу.
И оставшуюся дорогу я посвящаю волнению, представляя себе встречу с друзьями мужа. На помолвке я не обращала ни на кого внимания по известной причине. На корпоратив сходила в качестве фиктивный жены и не переживала ни секунды. Тем более — там коллеги. Да, с некоторыми Таривердиев тесно общается, но они — лишь коллеги.
А теперь… теперь всё по-настоящему: брак настоящий, наши чувства настоящие, уровень — настоящий. И друзья… люди, с которыми он рос, мужал, принимал жизненные испытания… Я не могу не переживать о том, как полажу с ними. Это ведь важно.
Паркуемся во дворе Кети уже поздним вечером.
Выходим из машины. Замираем оба. Впадаем транзитом в прошлое.
Барс вытаскивает наши чемоданы, катит их подъезду. Отдает мне клетку с Диего, затем решительно берет за руку и ведет к зданию. Очутившись в квартире, первые несколько секунд робко топчемся на пороге. Сюрреалистическое ощущение, будто делаем шаг туда, в картину минувших дней. Чтобы… что? Исправиться?..
Не думала, что будет непросто здесь находиться.
Таривердиев вдруг сгребает меня и обнимает крепко-крепко. Слышу, как гулко и резко стучит его сердце — нервничает. Он тоже нервничает!..
— Всё хорошо, — произношу и успокаивающе провожу по мужской спине.
Это я отчебучила тогда, ты не при чем…
И меня отпускает так же неожиданно, как и накатило.
— Иди в душ первый, я пока чуть приберусь хотя бы в спальне, — чмокаю в подбородок. — Через час-полтора выйдем, хорошо?
— Лады.
Я открываю окно на проветривание. Стаскиваю покрывало, постельное белье явно нетронутое, но меняю его на другой комплект, а этот несу в стирку. Успеваю вытереть все горизонтальные поверхности от пыли, когда
