Осень отчаяния - Нелли Ускова
Он слишком беспокоился, и из-за этого время, будто издеваясь, тянулось мучительно долго. Только на середине третьей пары Яна снова написала:
«Инга очнулась, но она против того, чтобы ты приезжал. Не хочет тебя видеть». И виноватый смайлик.
Паша выругался, он уже весь извёлся, и так долго ждал, когда Инга выздоровеет, не был готов ждать снова. Может, Инга больше вообще никогда не захочет его видеть, а Паше жизненно важно с ней помириться. Да хотя бы просто увидеть её, поговорить. Стребовал с Яны номер палаты, по дороге заехал домой, забрал её вещь и снова купил для Инги орхидеи и её любимую шоколадку в сиреневой упаковке. Надеялся, что любимые цветы поднимут ей настроение. Паша был полон решимости всё вернуть, извиниться, верил, что Инга его легко простит, и всё у них будет как раньше.
Но, зайдя к ней в палату, где лежали ещё три пожилые женщины, Паша чуть не вышел назад, настолько там была гнетущая атмосфера: полумрак, обшарпанные стены, люминесцентные лампы горели через одну и мигали, как в фильмах ужасов. Инга лежала отвернувшись к стене, не обернулась, не посмотрела, когда он поздоровался со всеми. Паша сел на край её кровати у ног и осторожно поинтересовался у женщины на соседней койке:
– Она спит?
Та покачала головой и тихо проговорила:
– От неё только недавно ушли парень с девушкой.
На тумбочке стояла бутылка воды, и лежал букет красных роз. У Инги звякнул телефон, она потянулась рукой, разблокировала, посмотрела, кто написал, и снова отложила в сторону. К Паше и не думала поворачиваться.
– Инга, ты как?
– В мире бывших сегодня, что ли, день открытых дверей? – грубо заговорила она. – Уже второй воскрес!
Паша посмотрел на розы, неужели Артём уже был у неё? Напрягало, что Инга даже не поворачивалась, но Паша понимал, что заслужил. И знал, что чем сильнее колкости Инги, тем ей больнее.
– Тебе очень плохо?
– Какая проницательность! Не видишь, кайфую тут! – Инга наконец-то повернула голову к Паше: взгляд несчастный, щёки и глаза впалые.
Она жутко похудела, выглядела болезненно. У Паши сжалось сердце, захотелось подхватить её на руки и унести куда-нибудь далеко-далеко, где ей будет хорошо и не больно.
– Я извиниться пришёл, – тихо проговорил Паша.
– Извиняйся и вали, – отрезала она.
– Принёс тебе, – Паша положил на тумбочку орхидеи и протянул большую подарочную коробку.
Он специально заехал домой и забрал эту вещь, которая принадлежала Инге, он бы туда ещё и положил своё сердце, если бы мог. Женщины в палате, которые до этого тихо переговаривались, вдруг резко притихли.
Инга с трудом повернулась к нему и кивнула на коробку:
– Что там? Пять килограмм кильки? Забери себе, мне нельзя ничего есть, – она потянулась к бутылочке и сделала глоток, коробку не взяла. Лицо Инги было очень напряжено, она иногда слегка морщилась.
– Прости меня. Я мудак. Наговорил тебе всего.
– Извинения приняты. Свободен!
– Инга, я…
– Паш, – резко перебила она. – Мне ночью вспороли живот, вытащили из меня все внутренности, отрезали полкишки и запихнули всё назад. Последнее, что я сейчас хочу – это выяснять отношения. Поэтому просто иди на хер!
Инга сейчас очень напоминала Тима в «эти» дни, друг всегда становился такой же вредный, отталкивал и посылал всех, но Паша не оставлял его одного, и Тим, когда приходил в себя, даже был за это благодарен и извинялся за грубость. Так что Паша даже не думал уходить. Он поставил коробку сбоку от Инги и беззаботно принялся болтать обо всём:
– Узнаю Ингаляцию, раз злишься, значит, идёшь на поправку. Там ночью снежок шёл, правда, всё потаяло. Мне аппендицит в одиннадцать вырезали, плохо помню уже, но тоже в больничке чилил, приятного, знаю, мало. Но ты поправишься, плохо только первые дни, когда есть ничего нельзя. Я тогда не знаю из-за чего меня накрыло, вроде семечки со шкурками не ел. А ты, наверное, кильки вместе с банкой налопалась…
– Паш, слушай, – Инга перебила и чуть смягчила усталый взгляд. Паше было до слёз её жалко: такая худенькая, напряжённая и измученная. – Мне до одури хочется клубники, прям умру, если не поем. Можешь мне купить? Только побыстрее.
Паша аж подскочил, готовый привезти Инге хоть целый грузовик клубники, если ей станет легче:
– Больше ничего не нужно?
– Воды ещё, больше ничего, – Инга прикрыла веки и чуть поморщилась.
– Я мигом!
Паша реально побежал по коридору, спустился в холл больницы и чуть не снёс в дверях Артёма с Кирой. Уставился на Киру, метнул нахмуренный взгляд в Артёма. Они протиснулись все разом в холл больницы, чтобы не перегораживать путь. И тут Паша увидел у Киры в руках прозрачную пластиковую коробку с клубникой. И выругался от догадки: Инга не хотела никакой клубники, сама же сказала, что ей ничего нельзя есть: так она хотела спровадить Пашу.
Он выхватил у Киры клубнику из рук:
– Сорян! Я тебе потом верну, а сейчас мне она нужнее! – и побежал назад в хирургическое отделение.
Слышал в спину возмущённый окрик Киры. Артём даже среагировать не успел. Паша просто влетел в палату, Инга опять лежала, отвернувшись к стенке. Он плюхнулся на кровать и положил клубнику перед носом Инги и выдохнул, он успел запыхаться от быстрого бега:
– Добыл!
Инга повернула к нему голову, ни капли радости во взгляде, лишь усталость и напряжение:
– Уже что, изобрели телепортацию? Как ты так быстро? – она протянула Паше клубнику назад: – Поставь пока на тумбочку.
И опять отвернулась:
– Паш, сорян, но я что-то перехотела клубнику. А можешь добыть мне манго?
В это время как раз в палату вошли Кира с Артёмом, и Кира выдала Пашу:
– Инга, прости. Мы купили тебе клубнику, но её отобрал Паша.
– Да тут у неё уже новый коварный план, – хмыкнул Паша. – Она просто хочет, чтобы вы свалили.
– Умнеешь прям на глазах, Паш, – проворчала Инга. – Могу тобой