Выбор (СИ) - Дейс Джули

Я в полном раздрае с самим собой. Не могу понять, хочу её увидеть или не стоит, но, как показывает направление, куда перебираю ногами, хочу. Моя аудитория в параллельной стороне.

Заглядываю в лаборатории, но пусто абсолютно в каждой. Зная её расписание, прохожусь по аудиториям, но и там не нахожу нужного человека. Прихожу к заключению, что она вовсе отсутствует в стенах университета, а до обеда ещё три часа. В итоге, возвращаюсь в обратном направлении, откуда пришёл, хоть и в сторону своей аудитории. Рядом плетётся парочка девчонок, хихикая и явно пытаясь привлечь внимание к себе, к сожалению, мне не до них. И вряд ли до кого-либо. Уже дохожу до нужного поворота, бросаю последний взгляд через плечо и отворачиваюсь, как тут же торможу и застываю. Ещё раз оборачиваюсь и вижу её.

Взгляд упирается в Эмму, которая отвернулась и буквально спряталась у окна. Я же не мог пройти мимо несколько раз? Вероятно, мог. Она не похожа на себя. Даже сбоку замечаю отсутствие косметики и присущего ей выбора в одежде. На ней мешковатая толстовка, и если она опустит руки, то рукава явно будут волочиться по полу; джинсы скрываются под той же толстовкой, которая прячет её фигуру, небрежно собранные волосы в хвостик на затылке и дутые сапоги, которые наверняка оставляют след не девушки, а медвежонка. Это абсолютно другой человек, словно её двойник. Только когда подхожу ближе и улавливаю нотки аромата её шампуня, убеждаюсь в том, что это всё же она.

— Мы можем поговорить? — спрашиваю я.

— Нет никакого ребёнка, Эйден, — холодно отзывается девушка, не удостоив меня секундным взглядом. Эмма продолжает смотреть вдаль пустыми глазами.

Если у меня не встают дыбом волосы по всему телу, то я не знаю, как описать это одновременно пугающее и успокаивающее чувство. Я в замешательстве и ещё не успел свыкнуться с этой мыслью: быть отцом в таком возрасте. Но ещё хуже услышать другое.

— Что значит, нет никакого ребёнка? — мой голос сквозит напряжением.

Эмма вздрагивает. Она бросает взгляд на меня и вновь отводит его в сторону, смотря куда-то вдаль, разорвав всякую зрительную связь. Замечаю, как меняется цвет её лица и воздух между нами.

— Ты ответишь мне?

— Я записалась в больницу.

— И? — настороженно продолжаю, хотя внутри холодает ещё больше. Странно, но при упоминании того, что ребёнка нет, я ловлю огорчение и то, как сердце перестаёт биться. — Я должен вытягивать из тебя объяснение?

— Ты можешь считать, что ребёнка нет.

В горле пересыхает, и следующий вопрос от меня звучит совершенно чуждым мне голосом.

— Ты сделала аборт?

— Записалась.

— Ты не можешь так поступить, — отрицательно кручу головой, не желая принимать подобное решение. — Не сделаешь. Это не про тебя.

— Это была моя ошибка, и решать только мне.

— Ты не имеешь право решать за меня!

Она резко поворачивает голову и недобрый блеск её глаз почти заставляет меня замолчать. Но только почти. Делаю шаг и сокращаю расстояние, поймав подбородок девушки, которая вновь хотела отвернуться. Силой удерживаю её лицо напротив своего. Несколько дней отсутствия прикосновений к ней, делают меня безумным. Несмотря на резко перевернувшиеся с ног на голову отношения, где мы на разных берегах, внутри разливается приятное тепло. Я скучаю по ней не только физически, но и эмоционально. Все эти дни мне не хватало её. Всего, что она может дать, даже молчания.

— Ты не сделаешь проклятый аборт, — цежу каждое слово. — Это решение принимают вдвоём.

Эмма молчит. Она сморит в сторону, хотя находится в нескольких дюймах от моих губ. И новое ужасающее чувство похоже на ножи в спине и сердце, поселяется в груди. У меня сбивается или вовсе останавливается дыхание.

— Ты сделала? — еле слышно, спрашиваю я, пугаясь будущего ответа ещё больше.

Получаю молчание, и мои пальцы впиваются в её плечи, начиная трясти их. Меня бросает в жар, из-за чего на лбу выступает пот, а по спине ползёт холодок.

— Ты сделала? — голос скрывается на крик, благодаря чему некоторые заворачивают любопытные лица в нашу сторону. Хватает одного взгляда от меня, чтобы каждый отвернулся.

Отшатываюсь от девушки, как от открытого огня. Лишь одна мысль о прикосновении к ней, вызывает внутри тошноту. Моя рука дрожит, когда запускаю пятерню в волосы и не иначе, как пытаюсь вырвать их с корнем из головы. Когда Эмма находит мой взгляд, непроизвольно делаю новый шаг назад. Она становится мне противна, как никто и никогда ранее. Внутри агония непонимания, которая отталкивает от неё.

— Я… — шепчет Эмма, из-за чего у меня буквально едет крыша.

— Ты мне противна.

— Эйден, я… — девушка хватает моё запястье, но я вырываю руку, а из её глаз брезгают слёзы.

Сбрасываю её ладонь и тру место, которого она касалась. Кожа горит, но это ощущение невозможно назвать приятным. С трудом, но смотрю на неё последний раз пред тем, как развернуться и уйти. Я бы с удовольствием выжег всякие воспоминания о ней в памяти, чтобы никогда не узнавать и не помнить.

— Больше никогда не трогай.

Не пытаюсь выносить её присутствие рядом хотя бы секунду. Разворачиваюсь и хочу бежать.

— Эйден, я не сделала! — в слезах, кричит она, и ноги автоматически останавливаются, как по сигналу стоп.

Сердце не билось, но резко очнулось и начало тарабанить грудную клетку. Оно стучит так, что становится больно, словно сейчас кости сломаются, и оно вылетит наружу. Не поворачиваюсь, пытаясь понять, не ослышался ли. Мне легко могло показаться.

— Я не сделала… — ещё раз, но уже шепчет она. — Должна была вчера… но было страшно… и я… И я не сделала, перенесла на другой день.

Я ещё никогда не чувствовал подобного облегчения, словно с души спал неподъёмный камень. Только тогда, когда в голову закралась мысль о том, что она сделала аборт, стало понятно, что я вовсе этого не хочу. Возможно, другой на моём месте мог радоваться и только подгонять на данный шаг, но у меня щемит в груди. Это не меняет того факта, что она солгала, и не меняет того, что ребёнок есть или был. Аборт или рождение и отказ от него — продолжает делать нас и других родителями, которые сделали какой-то выбор, вовсе неважно, каким он был. Я не смогу забыть и жить так же, как жил прежде, зная, что что-то сделал. Это останется отпечатком, и только нам решать, положительным или отрицательным. Доверие, что было — не возвратить, оно бесследно исчезло, оставив после себя мрачный осадок. Но так или иначе, я не испытываю ненависти ни к ней, ни к ребёнку, что является моим. Я мирюсь и со своей глупостью, ведь тоже поверил словам. Возможно, не до конца, потому что оглядываясь назад, понимаю, что хотел её не меньше. Наши эгоистичные желания затуманили рассудок и привели к двум полоскам на тесте.

— Это очередная ложь? — переспрашиваю я.

Эмма начинает быстро крутить головой из стороны в сторону, благодаря чему волосы избивают её заплаканное лицо, по которому продолжают скользить слёзы.

— Нет… — подавлено вторит она. — Я хотела попросить Жака сходить со мной… я боялась идти одна, но Алестер удалил его номер, и мне пришлось… Я думала, это всё исправит…

— Исправит что?

— Всё между нами. Думала, ты простишь меня. Я ошиблась…

— Ты права, — киваю, осматривая её с ног до головы.

Глаза девушки начинают сиять от слёз, которые она не торопится смахивать.

— Права?

— Ты ошиблась.

— И ты…

— Я не знаю, как тебе верить.

Её нижняя губа начинает дрожать, и Эмма прикусывает её, вероятно, чтобы не сломаться передо мной окончательно.

— Не можешь мне верить… — безжизненно повторяет Эмма, и в её глазах вспыхивает понимание, словно она знает, что я скажу дальше.

Смахнув слёзы тыльной стороной ладони, она находит мой взгляд.

— Это ведь конец?

Вздохнув, качаю головой, потому что сам не понимаю, конец ли это. Прихожу к другому варианту, который будет менее болезненным.

— Мне нужно время. Я не хочу тебя обманывать. Я всегда буду принимать участие во всём, это не только твоя ответственность, не позволяй эмоциям взять верх. Если ты убьешь его, это ничего не изменит.