Любовница - Марианна Кисс
“Сама говорила, что он тебя шлюхой считает, и нет, чтобы выяснить, чего ему нужно, сама теперь и отступаешь. — Вступился внутренний голос. — А что если он собирался куда-то пригласить?… Да не выдумывай, куда он мог тебя пригласить? Если мужчина хочет встретиться с девушкой, пригласить её на свидание, он так и говорит — можно пригласить на свидание. Хотя бы цветы покупает. Это ведь, было первое свидание. А он как тормознутый сидел всё и мямлил. А я… Да ладно, нужно всё это поскорее забыть”.
Вечером получила зарплату — восемь тысяч. Пять отдала хозяйке — за койку, на три попробую вытянуть две недели, до аванса.
С соседками по комнате мы жили вполне дружно, если это можно так назвать. Просто друг другу не мешали, не лезли в дела. У каждого своё, придем, поедим и спать заваливаемся. Дёвчонка с синими волосами — Рита, без конца сидит в интернете. Редко когда можно было увидеть, как она делает что-то другое. Всегда в наушниках, как в другом мире, из которого совсем не желает выходить. Она ушла от родителей, за то, что они её пилили, и теперь живёт самостоятельно. Учится в училище, раздаёт на улице флаера и визитки. Тем и зарабатывает.
Вторая — Ольга, приехала откуда-то из деревни, там у неё остались дети с мамой. И теперь она работает на двух работах. А деньги, почти каждый день, все причисляет в деревню. Её тоже совсем не слышно и не видно. Приходит поздно, когда я уже сплю, тихонько повозится да спать ложится, а на утро её уже нет. Четвёртая койка пока не занята. Так что, живём тихо.
Ночью не спалось, крутилась, скрипела сетка старой кровати. Я всё никак не могла заснуть. Завтра выходной, что делать?
Вздрогнула. Рядом где-то вибрировал телефон. Я уже отвыкаю от него, всё равно модель старая, интернета нет, и мне никто не звонит. А когда звонит, так я пугаюсь. Порылась в сумке, что лежала на полу рядом с кроватью. На экране родное — Мамуля.
— Алло, — сонный голос мой почувствовали и на том конце провода.
— Спишь? Давай вставай, приезжай к нам. Я блинчиков нажарила.
— Рано ещё, — я потянулась, — спать хочу.
— Вставай Танюша. Совсем про мать забыла, домой не заходишь. Приезжай по-быстрому. Блинчики остынут.
— Они и так остынут, пока я доеду.
— А я в одеяло заверну и не остынут.
Что это она такая добрая? Я села на кровати.
— Ну, хорошо через час приеду.
— Вот и ладно, — радостно выкрикнула мама, и сразу раздались гудки.
Нехотя умылась, оделась, выглянула в окно. Погода вроде нормальная. Положила в сумку два больших пакета, как раз заберу вещи, а то совсем ходить не в чем.
Через час, как и обещано было, я уже звонила в дверь. Мама открыла и как-то уж очень приветливо улыбнулась.
— Танюша. Я уже по тебе соскучилась. Ну, заходи. Рассказывай, как ты?
Зашла. В квартире убрано, пахнет блинами, или оладьями. Я сняла куртку и ботинки.
— Проходи, сейчас чаёк поставлю.
— Ты поставь, а я пока вещи соберу, а то мне ходить не в чем.
— А, хорошо, собирай, собирай.
Я пошла в свою комнату, тут всё как обычно. Только может, кровать слегка помята. Открыла шкаф, похоже, что кто-то копался, вещи не так лежат, как я оставляла. Ну, да ладно. Я всё равно тут ничего не прятала. Так что, кто искал, ничего найти не мог, кроме футболок, джинсов и трусов.
Собиралась не долго, просто скинула всё в пакет, не разбирая. У меня не так много вещей, чтобы их ещё перебирать. Достала зимние сапоги, куртку, шапку, шарфы. Слава богу, хоть оденусь по-человечески, а то на меня уже на остановках смотрят с жалостью.
— Таня, иди, чай готов!
Я выволокла пакеты в прихожую и пошла в кухню.
— Давай, садись, чайку попьём, — суетилась мама.
— А ты чего одна? Где твой этот… новый муж?
— Так Валерка на шабашке. Устроился на стройку. Ты-то как?
— Да, нормально, — я отхлебнула чаю и взяла блинчик.
У мамы блинчики вкусно получались, она делала их очень редко, но очень вкусные.
— А что нормально, где живёшь?
— Снимаю.
— О, молодец. Самостоятельная. А что же ты, вот так ушла, а помогать матери уже не нужно?
Я перестала жевать.
— Ты о чём?
— Ну, как же, ни денег, ни продуктов. Как мне жить?
— Так у тебя Валера есть, пусть и помогает.
— Да что тот Валера, одни убытки от него.
— А с чего это я должна тебе помогать? Ты меня выгнала из дома, мне теперь пять тысяч за койку только платить.
— Пять тысяч?!
— А ты думала сколько?
— Лучше бы мне принесла пять тысяч.
— А мне где, на улице оставаться? — я положила блин на тарелку. Аппетит напрочь испарился.
— Но матери-то помогать нужно. Даже если ушла. Я на тебя молодость угробила, а ты теперь мне такое говоришь.
— А ты работать не пробовала?
— Знаешь что, у меня приступы, я может больная, вся вдоль и поперёк.
— Знаю я твои приступы, алкогольные.
Мать встала у окна, быстро осмотрелась и повернулась.
— А ты меня не учи, мала еще, чтобы меня учить. Давай деньги, если пришла. Вещи забираешь, значит, деньги давай.
— У меня нет денег.
— Ты же вчера зарплату получила.
И тут я только додумалась, зачем она меня позвала.
— Мне ведь, на что-то нужно жить, ещё две недели до аванса. А у меня только три тысячи осталось.
— Знаешь что Татьяна, я когда на тебя горбатилась, я тебе всё, каждый кусок последний от себя отрывала, каждую копейку на тебя тратила. А ты, для матери денег пожалела?
Что-то непонятное внутри. Горечь, обман, унижение. И настойчивая несправедливость её суждений. Она как будто слепой человек, или нет, скорее глухой. Но глухой другой, более страшной
