Между прочим (СИ) - Столыпин Валерий Олегович

— Хочешь сказать, что не любила никогда? Вот и врёшь! Я тебя целовал — ты жмурилась, как котёнок мурчала, ластилась. У тебя на мочке уха точка есть, когда я до неё губами дотрагивался — ты улетала. С тобой… нет, с нами, такое творилось! Каждую ночь, каждый день. Я тебе не изменял.

— Да, вспомнила… кажется вспомнила. Я ведь без тебя задыхалась, сохла. С тобой… сама себе завидовала, так была счастлива. Тыщу лет тому назад. Потом… однажды утром проснулось, может не с той ноги: меня всё тогда раздражало — музыка, танцы, прикосновения, объятия, голос твой, любовь эта самая, ликование по поводу и без, оргазмы. А ты… ты весь такой счастливый, улыбчивый — аж противно. Мне плохо, а тебе хорошо. Это что — правильно? Вот я и решила. Мне пофигу было — изменят, нет… обидел.

— Вот те на! А теперь, теперь по-другому, теперь ты счастлива вместе с тем, с другим… или с третьим?

— Я запуталась. Сначала страдала непонятно отчего. Я боялась, что когда-нибудь ты меня разлюбишь. Мне каждую ночь это снилось. Потом мне стало как бы всё равно. Наверно устала бояться. После развода уехала в другой город. Почему ты меня отпустил, почему не нашёл? Лёша со мной не церемонился: принимал все решения за меня, ни о чём не спрашивал. Я даже не знаю, любила его или нет. Подчинялась. Привыкла, что он имеет право. Муж грубый, но надёжный. Что-то я на пустом месте расчувствовалась. Глупости это. В жизни главное — доверие, комфорт и стабильность, а любовь, всякие там сладкие ванильные мысли, страсть, азарт и трепет — это для сопливых мальчиков и прыщавых девочек с косичками. Мы поторопились стать взрослыми, потому наделали ошибок. Теперь выросли, Артём. Поздно менять судьбу, когда от любого опрометчивого шага зависят другие люди, те, кому ты обязан по жизни.

— Ни о чём не жалеешь? Никогда-никогда? Только честно.

— Ты про сладкие сны, навязчивые видения, про прочую волнительную лабуду? Как без неё! Я тебя любила, Тёмочка, ещё как любила. Такое не забыть. Конечно, ты снишься мне. До сих пор представляю в деталях наши целомудренные и нескромные свидания. Но чаще встречаю тебя случайно во сне и умираю от страха, что не позовёшь, не обнимешь, отвернёшься. Но это теперь ничего не значит. Сейчас мне страшно оттого, что вижу — готов позвать. Недаром говорят — бойся своей мечты, она может исполниться. Не делай этого.

— Жаль! Хотя, если быть до конца честным, я тоже не готов глобально менять жизнь, потому что не переношу чужую боль. Люблю своих девочек, это важно. Ты только мужу ничего не рассказывай… про нашу встречу. Ни к чему давать повод для ревности. И сама… сама не наделай глупостей. Я же знаю — ты умеешь устраивать шторм в чашке с чаем. Не обидишься, если я тебя поцелую? Как сестру, как родственную душу.

Света застыла, плотно сжала губы, побледнела, но всем видом показала готовность… подчиниться что ли.

Не удержалась. Бесконечно долгий поцелуй, пылкий, страстный, произвёл на неё неизгладимое впечатление: земля уходила из-под ног, вертелась и взбрыкивала.

Такого трепетного чувства бывшие супруги никогда прежде не испытывали. Это было куда слаще, чем первый юношеский поцелуй.

Перед глазами проносилась череда романтических образов и сцен, сонм эмоциональных порывов судорогами сотрясал возбуждённые тела, противоречивого характера мысли рвали чувствительные души в клочья. Оба чувствовали себя заговорщиками, еретиками.

Потрясённые, они долго не решались разъять объятия, стеснялись смотреть друг другу в глаза, не отпускали сцепленных рук. Оба понимали, что настал час истины, пришло время окончательно и бесповоротно расставить, где нужно, все точки, заглушить, наконец, эмоциональную горячность, покончить раз и навсегда с сентиментальными фантазиями и соблазнительными декорациями, которыми щедро обставили ностальгические воспоминания.

Кто они теперь друг другу, после сегодняшней встречи — любовники? Как же это неправильно. Лучше бы этого не произошло! Или нет — не лучше?

Увы, жизнь — конструктор из парадоксов, неразрешимое, бесформенное логическое построение; головоломка, которую невозможно распутать, не разломав предварительно на части. В ней всё, всё, от первого вздоха до последнего пристанища неразумно, абсурдно, несправедливо.

Света почувствовала, что ещё мгновение и прольются слёзы, что кончаются силы сопротивляться чему-то очень сильному внутри. Она вырвалась, побежала, потом вернулась, не глядя протянула визитку, — не звони, не надо. Пожалуйста!

Женщина скрылась в маршрутке, где дала волю поглотившим всё её существо чувствам, отвернувшись к окну, а мужчина в застывшей позе долго ещё не мог сдвинуться с места.

Дома он закрылся в своей комнате, грустил, читая любимые стихи, тем или иным образом связанные с ней, так и не разлюбленной, самой первой в жизни женщиной, к которой судьба позволила прикоснуться ещё раз, возможно в последний.

Говорят, мужчины не плачут. Врут.

Читая поэтические строки Вадима Хавина, — “Какая разница что будет и сколько ждёт меня камней и кто предаст, и кто осудит, пока смеёшься ты во мне? Когда потери заболят, когда-нибудь, когда подкатит, я вспомню смех, твой цвет, твой взгляд… и мне ещё надолго хватит”, — Артём, заливаясь слезами, размышлял о смысле жизни, о фатальных ошибках, которых можно было не совершать, если доверяешь и веришь, если понимаешь, что нужно уметь прощать простые человеческие слабости.

На столе лежала визитка любимой женщины с чужой фамилией, требовательно транслируя сигнал бедствия, возможность вызвать скорую помощь.

— Она меня не забыла, — рассуждал Артём, — я её буду помнить… всегда. Разве это не счастье? Что на самом деле заставило нас расстаться, почему мы были такими глупыми, такими неразумными, ограниченными, упрямыми? Как теперь жить, зная, что всё могло быть иначе, что ещё может измениться, стоит только набрать заветный номер?

Про послушную женщину и тихую гавань

Помотало Серёгу по белу свету.

Чего только не насмотрелся. Везде побывал, всего помаленьку познал-отведал: сладкого и порочного, горького и волнующего, соблазнительного, желанного, омерзительного, даже жуткого и страшного.

Свободу и самостоятельность ценил пуще самой жизни; любовью не однажды поступался, безжалостно извлекая коварные осколки необъяснимо обволакивающего влечения из израненного настойчивой женской нежностью сердца, чтобы вдохнуть ещё глоток свежего воздуха где-то там, на пыльных тропинках далёких дорог, хотя знал наверняка — впрок не надышишься.

Одиночество очарованный новыми впечатлениями странник переносил довольно легко. Обеспеченное постоянство, напротив, переживал мучительно, испытывал на одном месте тревогу и беспомощность.

Наверно была у него изначально мечта-идея, большая желанная цель, точно была, только вспомнить о ней было непросто, да и нужно ли.

Ни к чему Серёга давно не привязывался, ничего абсолютно не ценил: разве что видавшую виды гитару, особенный, изготовленный за дорогую копейку по фигуре рюкзак, да дневник в кожаном переплёте, который хранил воспоминания, которые необходимо забыть.

Потрёпанные страницы помнили самое-самое, отчего болезненно щемило в грудине и появлялось желание немедленно, прямо сейчас, раз и навсегда завершить земной путь.

Он и сейчас не знал, куда держит курс, ведь его нигде не ждали. Главное — двигаться: твёрдо ступать ногами и ничего не задумывать наперёд, что тоже было тем ещё испытанием.

Абсурдно-навязчивые мысли беспорядочно копошились в голове, создавали непрекращающийся раздражающий фон. Нужно что-то есть, где-то бросить на ночлег бренное тело.

Впрочем, Серёга не был избалован. Чтобы почувствовать себя счастливым, достаточно самой малости, если не заморачиваться на глубинных смыслах всего сущего, не философствовать зазря.

Про фортуну и фатум он знал почти всё: азартные игры с судьбой — занятие для безумцев и идиотов.

Знал, но каждый раз загорался новой моделью достичь просветления, которое неизменно приводило к очередной катастрофе или ввергало в звенящую пустоту.