Аркадия (СИ) - Козинаки Кира

Аркадия

Пролог

Песок.

Везде был песок.

Бесстыдно хватал за голые щиколотки, прятался в мельчайших складках кожи, многословно шуршал в ответ на каждый мой шаг, будто просил притормозить, замедлиться, остановиться, и тогда он расскажет свои самые страшные тайны. Но сегодня мне не было дела до древних легенд и пророчеств, и я мчалась дальше по едва заметной в ночи лесной тропке, взбивая кедами сверкающие облачка кварцевой муки.

Пригнулась под низкой веткой, перепрыгнула через овражек, обогнула раскидистый куст ежевики и прищурилась, когда прорвавшийся сквозь кроны сосен лунный свет пощекотал ресницы. За последние два месяца я выучила эту тропинку так хорошо, что могла бы пройти по ней с закрытыми глазами.

Деревья расступились, на опушке показался старый дом фахверковой конструкции, а я затормозила, скользнув подошвами по песку, и упёрлась ладонями в колени, чтобы восстановить дыхание. На первом этаже горел свет, в густой ночной тишине было слышно, как работает телевизор, и тонкая занавеска вырвалась из кухонного окна на свободу и теперь грациозно танцевала на ветру.

Скрипнула дверь, на крыльце появилась мужская фигура, и губы сами расплылись в улыбке, но я тут же метнулась за дерево и обхватила ствол руками, жадно ловя глазами каждое движение. Он постоял немного, оглядываясь, потом спрыгнул с крыльца, пересёк двор, раздвинул пару досок в заборе, пролез в щель и ступил в таинственный ночной лес. Я нетерпеливо впилась пальцами в кору, дожидаясь, когда он поравняется со мной, а потом выскочила из-за дерева с крайне зловещим и совершенно дурацким:

– Бу!

Он даже не вздрогнул. Схватил меня за свитер, притянул к себе и сообщил:

– Я тебя ещё с крыльца заметил.

Я хихикнула и тут же закинула руки ему на шею, запрокинула голову, позволяя пшеничной луне и сланцевым теням выписывать на лице узоры.

– Напомни, сколько раз я тебе говорил не ходить по лесу ночью, непослушная ты девчонка?

– Сто!

– А сколько надо, чтобы сработало?

– Сто один, но сегодня не считается, – азартно сторговалась я. – Да и что может случиться?

– Встретишь кого-нибудь. Кабана, например. Скажешь ему «Бу»?

Он старался звучать строго и серьёзно, забавно хмурил брови, а оттого казался мне ещё милее, и я окончательно повисла на его шее, крутила головой и заглядывала в глаза так, будто я котик, которого вот уже много-много часов не гладили.

– Мой Илюха – голова, два уха, – промурлыкала я, и он сдался, усмехнулся и игриво куснул меня за нос. – И потом, кабана я сегодня уже встречала – утром, около дома. Ну, попялились друг на друга, он испугался похлеще меня и смылся. А мне нужно срочно кое-что тебе показать!

– Так срочно, что не могла подождать пятнадцать минут, пока я сам до тебя дойду?

– Вообще не могла! – Я наконец-то слезла с его шеи и, возбуждённо подпрыгивая, схватила за руку и потянула за собой. – Она там, у магазина. Давай бегом?

– Давай, – согласился Илья, подхватил меня и ловко закинул на плечо, песок колючей изморосью ударил по ногам, а я коротко взвизгнула, окончательно распугивая сов и белок.

Мы вернулись в посёлок по той же лесной тропке, где-то по пути я, конечно, вынудила его поставить меня на землю, шаловливо пощипывая за все части тела, до которых могла дотянуться. Обгоняя друг друга, толкаясь и ластясь, мы добрались-таки до площадки у магазина, где в золотистом свете фонаря стояла она – «копейка».

Моя славная тётушка обзавелась ей ещё весной, планируя эффектно разъезжать по деревне – и чтоб шёлковый платочек из открытого окна. Стремясь поддержать тётю в желании без нужды эпатировать публику, я всё лето училась на «копейке» водить, застревая на песчаных просеках и борясь с рычагом переключения передач. И сегодня, пока Илья был занят своими важными мужскими делами, я взялась её расписать, и теперь на капоте красовались диковинные цветы, из багажника выглядывали несуществующие животные, а я страшно собой гордилась.

Илья дважды обошёл вокруг машины, одобрительно покивал, и я вытащила из кармана ключи и звякнула ими в воздухе.

– Поехали кататься, а?

– Сейчас? Ты уверена? Темно же, а ты знаешь, что ночная дорога совсем не такая, как днём?

– Ну и отлично, мне же надо практиковаться. Зимой темнеет рано, ты пойдёшь учиться, а я планирую к этому времени получить права и каждый день забирать тебя из универа на этой самой расписной «копейке», чтобы твои симпатичные однокурсницы знали, что ты занят и девушка у тебя немножко ку-ку, лучше с ней не связываться.

Илья рассмеялся, и если бы в мире всё работало чуточку иначе, его смехом можно было бы зажигать звёзды. А потом, когда они начнут падать, как августовские персеиды, ловить их руками и прятать за пазуху, потому что там их настоящее место.

– У тебя ухо в краске, Малевич, – сказал он, подойдя ближе, и я снова обвила руками его шею, заглянула в глаза.

– Ну поедем? Пожалуйста-пожалуйста! Недалеко, всего на несколько километриков. Я буду очень внимательным водителем, обещаю!

– Ну раз обещаешь, – усмехнулся Илья, наклонился и поймал мои губы.

– Кхе! – послышалось где-то рядом, и мы оторвались друг от друга, чтобы увидеть вышедшую из темноты Светку. – Вы куда-то собрались? Возьмёте меня с собой?

Угловатый подросток с пушистой, как наполовину сдутый одуванчик, чёлкой, Светка была на пару лет младше, но настырностью и кровным родством с лучшим другом Ильи выбила-таки себе место в нашей компании и всё лето ходила за нами хвостом. Вот только сейчас, когда я за день истосковалась по Илье и теперь мечтала поехать кататься, а потом, быть может, спрятаться в дюнах и целоваться до мозолей на губах, Светкино присутствие было совершенно лишним. И, к счастью, Илья это тоже понимал.

– Свет, давай не сегодня, – сказал он, виновато склонив голову набок.

Светка окинула нас тяжёлым взглядом и недовольно засунула руки в карманы ветровки.

– Почему?

– Просто мы… А Володька где?

– Они с папой на рыбалку уехали.

– Вот и нам тоже надо кое-куда съездить…

– Ну и дураки! – объявила Светка, развернулась и, обиженно шаркая шлёпками, снова скрылась в темноте.

– Жалко её, – вздохнула я, прижимаясь щекой к плечу Ильи. – Позовём её завтра с нами на пляж, ладно?

– Да без проблем. – Илья на мгновение запустил пальцы в мои волосы и потёрся носом о макушку. – А теперь поехали, пока я не передумал.

Я моментально выбросила Светку из головы, запрыгнула в машину и завела двигатель. Аккуратно вывела «копейку» по просёлочной дороге на длинное, прямое и совершенно пустое в ночи шоссе. Плавно разогналась, заворожённо наблюдая, как, казалось бы, давно выученная до последней сосновой иголочки местность действительно становится другой, незнакомой, волшебной. Илья опустил стекло, и в машину ворвался влажный морской ветер, задорно взъерошил волосы, оставил на щеках нежные солёные поцелуи, присыпал горстью песка – на счастье.

И я остро ощутила, буквально кожей почувствовала это счастье.

Огромное, тёплое, пульсирующее.

Такое, о котором я даже не мечтала, но которое сейчас было вот здесь, со мной, в старой «копейке», заполненной ветром, песком и благодатью. Такое же реальное, как и ладонь Ильи, мягко скользнувшая по моей шее.

Я повернулась к нему, словно спрашивая, чувствует ли он то же самое, и он улыбнулся в ответ, но тут же дёрнул бровями:

– Смотри на дорогу.

Чувствует.

В свете фар лес по обе стороны шоссе превратился в сказочную аллею – бери да рисуй, и я невольно залюбовалась тенями и тайнами.

– Занимательный факт из жизни русского живописца Ивана Шишкина хочешь? – предложила я.

– Давай.

– Помнишь самую популярную его картину?

– Да… «Шишкин лес»? «Мишки в лесу»? «Три медведя»? Ну, конфеты такие есть!

– «Утро в сосновом лесу», почти угадал, – рассмеялась я. – Но про конфеты в точку, именно благодаря им Шишкин известен в широких кругах, на фантике фрагмент этого полотна, и медведей там, кстати, четыре. Но ирония в том, что их, медведей этих, нарисовал вовсе не Шишкин, а его милый дружочек Константин Савицкий.