Рубен Ишханян - Тюрьма для свободы

Йохан сделал очередной глубокий вздох в замкнутом пространстве и в это же самое время услышал голоса, которые доносились до него снизу, практически с улицы. Из-за отдаленности ничего невозможно было расслышать. Он и не старался. Припоминал, как его приняли после возвращения в город. Был настоящим героем в глазах своих близких, родных и просто знакомых. Но каждую похвалу ему приходилось слушать с болью. Убегал к своей невесте, чтобы ни с кем не встречаться. На нее тоже не мог смотреть. Каждый раз вспоминал Лалу, тяжело вздыхал. Она осталась в прошлом уже в тот момент, когда вместе с друзьями Йохан уехал из города Хэтер. С каждым днем пропасть между прошлым и настоящим становилась шире. Воспоминания о девушке из города Хэтер овладевали его сознанием. Больше никаких отлагательств не могло быть. В скором времени была сыграна свадьба. Состоялось венчание в церкви. Долгое время у них не было детей. Потом родилась дочь, которую назвали Астрой. С рождением ребенка Йохан понял, что теперь не может бесшабашно относится к реальности, которая окружала его. Просматривая свои детские и юношеские фотографии, он не узнавал себя. Когда жене исполнилось тридцать шесть лет, она покинула его, оставив на память о себе свою любовь и дочь. Дочери было тогда семь лет. Мать помогла растить дочь дальше. Он отказывался принимать факт смерти своей любимой жены. Стал много пить. Днями запирался в своей комнате, садился и начинал читать ее любимые книги. Со временем стал чувствовать ее присутствие рядом с ним. Это не было безумием, ее дух возвращался к нему, смотрел на него, молчал. Она стояла за его спиной, руку опустив на его плечо. Йохан четко слышал ее дыхание. Но никогда у него не возникало желания повернуться и посмотреть на нее. Боялся, что исчезнет.

Йохан сел на стул в позе «Мыслителя» Родена. Замер, думая или анализируя все то, что случилось с ним. Понимал, что жизнь в любом случае продолжается. Все равно следует радоваться своему существованию. Дотянулся до стакана, взял, глотнул, потом посмотрел на воду и, подняв стакан над головой, вылил на себя. Капли потекли по лицу. Будто лев, он помотал своей головой, прорычал что-то, потом встал и медленно начал одеваться. Голоса сокамерников приближались. Они воодушевленно говорили о прошедшем концерте.

Мираж

Мир — мгновенье, и я в нем — мгновенье одно.

Сколько вздохов мне сделать за миг суждено?

Будь же весел, живой! Это бренное зданье

Никому во владенье навек не дано.

К шести часам вновь появился Чайка Джон, открыл дверь и тихо произнес, что Эрлу пора выходить. Эрл посмотрел на Рэна, похлопал его по щеке, потом пожав руку Йохану, вышел. Все начали из камер кричать поздравления. На глазах у Эрла появились слезы, как будто тут он оставлял частицу себя, но не показал, лишь взглянул на потолок, вспоминая школьные годы и учительницу иностранного языка, уверяющую, что если откинуть голову назад, то слезы не вытекут, а останутся там и можно будет их выплакать тогда, когда будешь один. Самым же легким способом выплакать их, по ее словам, было пойти на кухню, взять лук и начать чистить. Тогда слезы сами вытекут, и причина будет казаться чисто физиологической. Теперь же слезы появлялись на глазах у Эрла сами, он не мог понять отчего. Просто привык к тому образу жизни, который диктовала ему тюрьма. Он перебирал в уме слова, которые лучше всего могли бы охарактеризовать его состояние: «страх, трепет, разлука, потеря, будущее…». Никакое слово, возникшее в голове, не соответствовало тому состоянию, в котором он пребывал. Слова иногда не могут описать чувства и эмоции, которые зарождаются в человеке и переполняют его.

Эрида уже успела приехать на своей машине и припарковалась возле входа. Здание с внешней стороны казалось старинной крепостью без окон. Лишь местами, еле заметно, размером в два небольших камня были сделаны дырки, закрытые железными решетками. Неизвестно, как свет пробирается туда, и видят ли заключенные небо. Тяжело было смотреть со стороны на это здание, грузное и тяжелое. Как будто все злое, бездуховное скопилось там и не имело возможности выйти. Тюрьма издалека на самом деле похожа на ад, многим она представляется как пространство грешников. Эрида смотрела и ждала, ходила взад и вперед, смотрела на часы. Эрл опаздывал: медлил сам или нужно было пройти через какие-то инстанции, было неизвестно. Сердце у Эриды от беспокойного ожидания стало сильно биться. В свои сорок два года она уже часто употребляла успокаивающие таблетки для сердца. Винила себя в том, что не смогла уберечь здоровье смолоду. Вернее, она всегда себя во всем винила. Это чувство вины пожирало ее изнутри и не давало радоваться жизни. Муж всегда следил за ней, замечая, что та давно разучилась радоваться. Часами могла сидеть перед телевизором и смотреть передачу за передачей, молча, ничего не говоря. Погруженная в свои мысли, она не слышала, о чем с ней говорят. Могла переспросить несколько раз одно и то же, кивать головой, вроде как понимая, о чем речь, и тут же забыть. Со временем стала очень обидчивой и ранимой.

Ей ничего не оставалось, как подойти к своей машине, взять сумочку, достать таблетку, положить под язык. После чего она села и начала глядеть на дверь тюрьмы, надеясь, что та в скором времени откроется. Лишь без пяти семь появился силуэт взрослого мужчины в старой одежде. Эрл вышел медленно, не спеша, глазами ища Эриду. Видно было, что свет мешает глядеть вдаль. После темного пространства свет способен ослепить любого человека. Исчезающие лучи солнца попадали прямо в глаза, и он всячески прикрывался рукой. Видя это, Эрида окликнула Эрла и сама решила подойти к нему. Через мгновения она уже крепко обнимала его, хотя чувствовала неприятный запах, который прилип к его телу. Поэтому и объятия длились недолго. Она предложила ему сесть в машину. Смотрела на его лицо и задумывалась о том, что, кроме цвета глаз, ничего от прежнего Эрла не осталось: изменился даже взгляд. Казалось, он совсем иначе смотрит на все, что окружает его. На протяжении всей дороги они ничего друг другу не сказали. Эрл выглядел очень усталым и измотанным. Сидел рядом, но, склонив голову к стеклу, смотрел на улицу, на здания, мимо которых проезжал. Он смотрел на молодых девушек и парней, сидящих в кафе и смотрящих в экран монитора. Глядел на их одежду, изучая современную моду. Лишь однажды Эрида перебила его молчание, спросив, не хочет ли он в первую очередь увидеть ту квартиру, которую она, зная всю ситуацию, уже успела арендовать на несколько месяцев. Эрл поблагодарил, ответив, что он против не будет, и снова стал смотреть из окна на изменившийся город.

Повсюду висели рекламные щиты больших размеров. Люди, изображенные на них, улыбались и счастливым взглядом смотрели на тот товар, который они предлагали. Казалось, что это люди с другой планеты и предлагают счастье. Но все это лишь миф: люди продают лишь мечту. Женщины в образе Барби и ни в чем не уступающие им Кены манят в рай, и невозможно не поддаться искусу. Эрида достала диск из бардачка, вставила в проигрыватель. Полилась нежная мелодия в стиле блюза вперемешку с роком, а потом к ней присоединился женский голос. Эта музыка сейчас была кстати. Эрлу явно понравилось, впервые на его лице появилась улыбка. Он взял коробку диска и прочитал имя певицы. На нем было написано латинскими буквами Замира. Имя явно было татарское. Она пела на иностранном языке, поэтому слова Эрл понимал с трудом. Он обратился к Эриде с просьбой объяснить, о чем песня. Она стала рассказывать смысл, но все сводилось к теракту: двое должны жить долго, но взорвутся в метро. Эрл тогда с недоумением посмотрел на Эриду и спросил: «А об этом можно так весело петь?» И тогда Эрида начала объяснять, что в песне поется о том, что двое всегда делали все вместе. Этого было достаточно, чтобы Эрл подумал о Рэне и о том, как ему хотелось умереть вместе с ним. Да, почему-то на самом деле смерть лучше расставания. Завтрашний день пугает.

В действительности Эрл понимал, что, отдохнув сегодня, он завтра обязательно пойдет искать какую-то работу. О карьере говорить, разумеется, не имело смысла. Да он и писать грамотно разучился за столько лет и выглядел сейчас как некий рецидивист. И в самом деле, кто его возьмет на работу? Эрл чувствовал себя чужим, изгоем общества. Именно это чувство прививали ему, заперев его в клетке на много лет. Он посмотрел на себя в зеркало и отвернулся, тихо задав вопрос Эриде:

«Ты бы меня полюбила такого, каким я являюсь сейчас? Мое лицо ужасно изменилось. Больше нет прежнего Эрла».

На что Эрида тихо улыбнулась и ответила:

«Мы все изменились, кто больше, а кто меньше. Мы больше не те, какими были двадцать лет тому назад, когда впервые встретились».

Эрида задумалась, вспомнила всех мужчин, которых встречала на протяжении всей жизни. Все они обращали на свою внешность больше внимания, чем она. Муж ее вообще практически каждую неделю ходил в парикмахерскую, чтобы подровнять волосы, сделать маникюр и педикюр. Она не понимала тех, кто мог стричь ногти на мужских волосатых ногах. У мужа после рабочего дня всегда пахли ноги, хотя тот и старался все сделать, чтобы никто этого не заметил. Со временем Эрида привыкла ко всем странностям своего супруга и не обращала внимания. Однако делать вид, что счастлива с ним, никак не могла. Теперь и Эрл возвращался в ее жизнь. У нее возникнет необходимость существовать в двух реальностях: явной и тайной. Муж прекрасно знал о существовании Эрла. Но, скрывать пришлось бы от детей. Особенно от сына, который теперь вырос и многое стал понимать сам. Современные дети быстро становятся взрослыми.