Рубен Ишханян - Тюрьма для свободы

Эрл больше ничего не спросил, стал лишь разглядывать фотографию своего сына. Он был отцом неизвестного парня, который был высок ростом, физически здоров. По фотографии можно было понять его любовь к спорту. На нескольких из них он был одет в баскетбольную форму. Эрида не переставала рассказывать о его подвигах и медалях. Было видно, как она гордится им. Она была более привязана к своему сыну, чем к дочке. Матери всегда больше любят своих сыновей, это какая-то закономерность. Эрида души не чаяла в своем сыне. Эрл слушал и улыбался, захотел увидеть своего сына, ведь он имел на это право. Эрида замолчала, потом покраснела, отвела взгляд. Она не представляла, как могла признаться своему сыну, который так любил отца, что у него есть другой, настоящий отец. Шестнадцать лет для Эрла-младшего — целая жизнь. Ничего не оставалось, как сказать Эрлу, что она подумает, как это можно организовать. Он улыбнулся ей в ответ, понимая, что это лишь отговорка на время. Но в его жизни появлялся новый смысл, и он, пусть даже будучи неузнанным, должен был сделать все возможное, чтобы обеспечить сыну счастливую жизнь и уберечь от возможных проблем. Новый статус отца менял его жизнь. Он смотрел на фотографию и начинал стыдиться прожитой жизни. Но виноват ли он был, что именно на него пало подозрение в убийстве, которого на самом деле не совершал.

Снова мысли унесли его в прошлое, вспомнил мать, отца и брата. Доев ужин, попробовав лимонного торта и выпив свежезаваренного горячего чая, попросил Эриду отвезти его к дому, где он родился и вырос. Хотел со стороны посмотреть на семью, возможно, просто заглянуть домой и поздороваться с мамой. Он часто рисовал себе встречу, воображал, как его примут. Иногда представлял, что дверь открывала незнакомая старая женщина. Он спрашивал маму, а она отвечала: «Они давно продали дом. Говорят, что сын у них сидел в тюрьме. Не желали, чтобы он после возвращения на свободу их нашел. А вы им кем приходитесь?» Тогда Эрл что-то придумывал. Говорил, что он бывший ученик и пришел проведать свою учительницу. Ведь все равно никто бы не узнал правду. А иногда рисовалась молодая женщина, и в доме было много шума из-за двух маленьких детей, играющих со старыми игрушками. Дети были похожи на ангелочков с рыжими кудрявыми волосами. Волосы у них были как головки одуванчиков. Невозможно было оторвать от них взгляда. Он догадывался, что это жена брата. Отец и мать стояли на пороге, и папа не разрешал ей подходить к Эрлу. Брат осуждающим взглядом смотрел на него, просил выйти. Он объяснял, что у них мало места, что и так родители не дают им с женой и детьми спокойно жить. Теснота, и, естественно, для Эрла тут места нет. Но он и не стремится жить вместе с ними. Старался объяснить свое желание поговорить с мамой, обнять ее и попросить извинения, но брат мило просил уйти и никогда больше не возвращаться. И несмотря на то, что в обоих случаях ему не удается увидеться с мамой, он все равно хотел пойти и попробовать. Есть утешение, что не все мысли сбываются.

Было десять часов вечера. Она хотела отказаться, но понимала, что оставлять его одного нежелательно. Взяв мобильник, позвонила своему мужу, объяснила обстоятельства. Было видно, что тот понимал и принимал все ее шаги как должное. Поговорив недолго, обратилась к Эрлу, чтобы тот переоделся. Эрида купила и выходную одежду на первое время, а со временем он купит все то, что сам захочет. Эрл решил надеть белую сорочку и костюм. Посмотрев в зеркало, он не узнал себя. Он совершенно преобразился. Никто не сказал бы о нем, что еще несколько часов тому назад он сидел в заточении. Одежда меняет человека и даже то, как он себя чувствует и ощущает окружающий мир. Странный прилив энергии почувствовал он в себе в этот миг. Ему показалось, что такого его никто не узнает, даже родная мать. Богатый вид, женщина в машине рядом с ним, у него есть деньги, которые копились в течение тех лет, что провел в тюрьме…

Дорога к отцовскому дому оказалась долгой, несмотря на то, что на машине они могли бы доехать туда за считанные минуты. Эрл не ориентировался в городе. Он помнил, что еще недавно здесь были собственные дома, а их теперь практически не осталось. Приходилось спрашивать у прохожих, как доехать до улицы Джайна 27, потому что и Эрида не знала этот район. (Стоит сказать, что улица была названа в честь местного героя, который прославился своим расточительством, хотя на самом деле был скупым олигархом.) Все объясняли, что нужно ехать прямо, потом свернуть направо, после чего налево, а потом снова прямо, пока не встретится им единственное уцелевшее дерево на всей дороге, которое, по легенде, принадлежит самому Всевышнему. У Эрла появилось смутное сомнение, что он это дерево знает с детства. Ему вспомнилось, как приходила к ним во двор мужеподобная девушка с голубями в руках, садилась перед этим деревом, читала молитву и выпускала птиц, которые летали вокруг, но всегда возвращались к хозяйке. Независимо от погоды она каждое воскресенье приходила и молилась, крестилась сама и благословляла дерево и всегда улыбалась. Все любили следить за ней, за ее поведением, которое казалось странным. Но не было человека, который не чувствовал бы тепла, которое дарила она никому, но получали многие. А однажды она не пришла. Лишь спустя много лет узнали, что еще тогда эта девушка была больна лейкемией, и наконец смерть унесла ее, держа в своих объятиях.

Дома, который они так искали, не было уже давно. Повсюду были построены многоэтажные здания. Всем жителям собственных домов раздали квартиры поблизости. Эрл понимал, что найти теперь родителей будет очень сложно, и если когда-нибудь такое случится, то только по воле судеб. Эрлу захотелось просто пройтись и посмотреть вокруг. Эрида согласилась пойти вместе с ним. Впервые за много лет она взяла его под руку, склонила голову на плечо, поцеловала. Они шли вместе, как тогда, много лет тому назад. Хотя и потеряли много времени, но еще молоды и красивы. Жизнь нужно было продолжать, несмотря ни на что. Ночь уже давно опустилась на город. Луна и звезды старались удержать свет закатившегося солнца.

Сад, который скрыт

Я всегда чуждаюсь страстного прилива —

Чувство к одному я прогоняю прочь —

Одинокий колос, колос, а не нива —

Дружба, сладострастье есть не день, а ночь.

Рэн шагнул вперед. Сомкнутые стены раздвинулись, и тут он увидел Маятник.

Маятник был близко, но казалось, что находится в зоне недосягаемости. Ему захотелось дотянуться, но лишь споткнулся. А когда поднялся, то увидел, что мир вокруг него преобразился. И перед его взором предстало…

Вначале было Слово, и оно витало вокруг. Все сказанное им когда-то возрождалось из прошлого. Ничто не уходило бесследно. Заметил, как рядом с ним переливались яркие цвета, и он был дружен со своей тенью. На все вокруг смотрел, будто через калейдоскоп: с каждым движением мир преобразовывался. Поймал себя на мысли, что тело его похоже на магнит, притягивающий те образы, которые скопились в нем в течение того времени, что не брал в руки кисти. Он начал двигать мышцы своего тела, то напрягая, то расслабляя. Тело — красота, и ничего, помимо прекрасного, не способно создать. Скоро вся его пластика превратилась в магический танец. Душа танцевала с самоотдачей. Он видел себя со стороны и не понимал в чем суть этого раздвоения. Видел свое тело, ощущал душу. Интересно, что именно душа может посмотреть на тело, а не наоборот. Сама идея показалась ему безумием. Ведь всегда было естественно, что само тело не способно чувствовать или ощущать. Тело — среднего рода, оно принадлежит не мужчине, не женщине. А Душа женского рода, потому столь нежная и хрупкая, всегда витает в облаках. Сейчас Рэн, задумавшись об этом, знал точно, что о какой-то рассудительности тела невозможно говорить. Как у женщины, так и у Души не может быть логики. Тело же — есть отражение Души.

Рэн смотрел вокруг, и все казалось чуждым. Одна пустота была рядом, свет же был во тьме. И свет еще не был отделен от тьмы. Не было ни дня, ни ночи. Луна и Солнце стояли в обнимку, сливались в единое целое. Так когда-то, еще совсем маленьким и, обладая бурной фантазией, нарисовал он на белом листке бумаги мужчину Солнце и женщину Луну. Они были мужем и женой и оживали в сказочном мире. То было детским рисунком, а здесь все было реальным. Но так было и для Гермеса Трисмегиста, для него тоже Солнце — Отец, Луна — Мать. А значит, детский рисунок был не таким уж и детским. Взрослея, люди отказываются от своих фантазий. Боятся, что они могут быть восприняты обществом отрицательно. «Он с ума сошел!», — скажет разумный и улыбнется. «Я не сумасшедший», — ответит безумец и расплачется. И оба будут по-своему правы.

Еще ничто не было отделено, всему еще предстояло случиться. Через мгновение шар, висящий на длинной нити, качнулся и начал колебаться. Все медленно стало отдаляться. За считанные секунды кто-то отделил твердь от воды. Первая поднялась вверх и стала небом. И был вечер, и было утро: секунда вторая. Явилась тотчас суша и была она названа землею, а воды морями. Увидел Рэн, что это хорошо. Под ногами стал ощущать, как прорывается первая зелень, и запах был прекрасен. Дерево выросло тут, и плоды были на нем ярко красного цвета. Он постарался посчитать: плодов было десять. Еще раз решил посчитать, в этот раз увидел плод, который был невидим под зелеными листьями. Одиннадцатый решил сорвать, все равно никто бы не заметил. И увидел Рэн, что это Древо Жизни, и понял, что преступил порог дозволенного. Тогда положил плод в карман, решив спрятать. Но было поздно…