Рубен Ишханян - Тюрьма для свободы

«Я говорил. Получив письмо, понял, что отныне Гера и Гарри мертвы для меня. Вы бы пошли на свадьбу к человеку, которого любили так, как не полюбите уже никогда. Я не смог пойти. Не хватило мужества. Заперся в своей мастерской, пил, работал. Хотите узнать больше? Мастурбировал и кончал перед своими картинами. Лица многих смотрели на меня, желали меня, а я их. А после снова рисовал. Вечером того же дня пошел в бар, выпить за упокой души своих друзей, которых похоронил раньше, чем они умерли. Мне тяжело говорить, вспоминать. Вы не знали всей правды, а вопросы не могут помочь узнать истину. Каждый вопрос лишь прибавляет доводов и сомнений. Верите или нет, но я не убивал их. Мысли не способны совершать поступки. Мы не лежим под деревом, выполняющим все наши пожелания. Сколько раз думал и о своей смерти… Бог решил сохранить мне жизнь за то, что я всегда ему подаю заманчивые идеи…».

На этом заседание было закончено. Ждали приговора. Адвокат начал разговор с Рэном с того, что судья всегда ценит искренность и правду. Но не всегда возможно предугадать, как завершится суд. «Думается, что на первом заседании все не закончится. — Потом шутя добавил. — Бога невозможно посадить за решетку. Всегда человеку приходится расплачиваться за его поступки. Это было всегда: он пошалит, а мы платим потом по счетам. Бог хоть и отец, но малое дитя. Мы созданы для его забавы. Наиграется с нами, мы наскучим, отбросит в сторону и новое придумает».

Адвокат был прав. Судья решения не принял. Было назначено еще одно слушание дела. Во второй раз Рэн стоял перед судом, ни о чем не думая. Все было смутно. Молчание — тревожная немота. Он еле сдерживал свои эмоции. На глазах появлялись слезы, но он не давал себе воли. По-прежнему рядом с ним стояли Гера и Гарри, но теперь они были просто призраками, видениями из прошлого. Память. Воспоминания овладевали им. Ощущение прикованности цепью. Лирический герой следовал за колесницей амура. Лишенный свободы, приговоренный к смерти. Харон, перевозящий души по водам подземных рек, был прикован. Прометей, заботящийся о людях, слепленных из глины, тоже был прикован. Закован в цепи и Рэн, обыкновенный парень, который любил рисовать, и с которым сыграли злую шутку.

Адвокат на сей раз говорил больше, приводил доводы в пользу непричастности Рэна, но все было снова недоказуемо. Правда всплывала наружу, но все боялись произнести ее вслух. Разлад шел из самой церкви. Виноваты были сами служители, но легче было осудить простого смертного, чем облаченных в рясу. Что за тайна хранилась в этой церкви, так и осталось неизвестным. Рэн был осужден и лишен свободы за тяжкое преступление: предумышленное убийство огромного количества людей. Список жертв был бесконечен, поэтому и годы лишения свободы были ужасно долгим: на всю оставшуюся жизнь.

Тессеракт — платоново тело

Во дворце из красного рубина

Прислушиваюсь к звучанию самого первого слога.

Радостно наблюдать пляску иллюзий —

Обольстительных дев явлений.

Когда Рэн впервые вошел в тюремную камеру, никого не было. Он был наедине с самим собой, углубленный в свои воспоминания. Вначале постарался адаптироваться, понять куда попал, в чем причина. Если раньше думал о том, что все это проделки Бога, то теперь на сцене появлялся сам Дьявол. Он снова стоял посередине, между ангелом и бесом. Будто на его плечах сидели они и спорили о том, кому принадлежит его душа. Тело никого не волновало, будто в нем не видели ничего ценного. Тело его рано или поздно опустится в землю, там и будет, пока не останутся от него лишь кости. Душа же всегда будет витать в облаках и смотреть сверху на все, что когда-то его интересовало, и к чему был безразличен. Интересно, каким кажется пространство и время Душе, ведь мы, живя в теле, обращаем внимание лишь на то, что соприкасается с нашим Телом. Мы видим глазами, слышим ушами и ощущаем руками. Как дело обстоит у Души, у которой нет тела? Может быть, для того и создана жизнь, чтобы распознать, а после перейти в иное пространство, но уже с полученным опытом о том, что нас всегда будет окружать. Душа хоть и слепа, но она просвещенная. Рэн ловил себя на мысли: «Человек живет на белом свете для того, чтобы после умереть. Душа в теле несвободна, как я ныне в этой тюремной камере. Поэтому, живя в трехмерном пространстве, я не умею видеть невидимое. Но стоит Душе освободиться, как она, сохраняя полученный опыт, сможет увидеть трехмерное пространство через четырехмерное». В его памяти всплыла встреча с человеком, который считал себя ясновидящим. Понимал одно: когда тот встал между двумя пространствами, пережив клиническую смерть, ему открылась истина, и он стал смотреть на реальность как бы со стороны. Время слилось в единое целое для Кольбе, так звали ясновидящего, и существовало «здесь и сейчас». Теперь и для Рэна в этой скованной жизни существовало единое пространство и время, где невозможно пережить и прочувствовать секунды, минуты, вечность.

Сразу же после того, как Рэн сел в тюрьму, мама вручила ему запечатанное письмо, которое было написано до того, как он родился, где-то на четыре месяца раньше. Было видно, что почерк принадлежит человеку, который писал дрожа и с передышками. Это было письмо отца, адресованное ему. Это было письмо, которое матери следовало бы вручить раньше, но она колебалась, не знала, как это сделать. Не читала письма: поклялась перед постелью умирающего, что вручит, но когда, не было сказано. Думала, что напишет сама письмо и передаст оба тогда, когда придет и ее время оказаться рядом с любимым. Передавая письмо, она призналась: «Я хотела, чтобы ты прочитал его письмо тогда, когда мы с небес будем следить за тобой и радоваться твоим успехам». Но это были лишь мечты, в реальности получилось иначе. «Я часто стану писать тебе письма», — промолвила в тот день под конец мать, вытирая белым платком слезы на глазах. — Хотя кто знает, какие еще сюрпризы может преподнести жизнь».

Письмо отца к сыну было маленьким, но именно тогда он понял, кем был отец, который ворвался в его жизнь с опозданием на целую вечность. Это письмо и помогло ему вначале адаптироваться к новой жизни. Отец писал:

«Где бы ты ни был, помни: мир принадлежит мужчинам. Женщина создана лишь для того, чтобы украсить нашу жизнь. Изначально мы жили без нее, не ведая, что такое творение возможно. Я часто думаю о сотворении Адама и Евы и о причине того, что она была создана красивой, умной и мыслящей иначе. Я не нахожу ответа. Может потом, когда-нибудь, в иной жизни, мне доведется понять. Не знаю, о чем тебе писать, ведь ты еще не родился, и не знаю, как к тебе обратиться. Ведь у тебя еще нет имени. Сказать: „Здравствуй, никто“, — тоже не могу. Ты еще даже не человек. Но ты — мой сын и будешь носить фамилию мою. Давать наставления не стану, просто скажу: будь умницей, береги себя и мать. Я умираю, не успев для тебя ничего сделать. Но буду молиться за тебя и следить, чтобы добро не оставило тебя своей милостью».

Рэн не дочитал до конца в тот день письма, отложил и посмотрел вокруг, потом тихо прошептал, но так, как будто отец должен был это услышать: «Папа, ты не тому молился». В ответ была лишь тишина, могучая и ничтожная, душераздирающая. Вырвавшиеся слова заставили его почувствовать ту необъяснимую любовь, которую он всю жизнь питал к отцу. Теперь он был в его объятиях, он держал письмо в своих руках и тихо произносил что-то, но это никому не дано было услышать. Отец был рядом, но очень далеко, в ином измерении.

Чем больше времени находился один, как в замурованном склепе, тем больше отдалялся от людей. Лишь во время еды выходил, общался с некоторыми из тех, кто тоже сидел в этой тюрьме. Никто не верил, что он не совершал преступления. Говорили с ним на тюремном жаргоне, к которому он постепенно стал привыкать. Подружился с одним бойцом, который объяснил ему законы и порядки и часто был рядом. Научили способу нелегальной связи между камерами, которую называли «конь», передавались и маленькие вещи. В карты играть он отказался. В итоге все приняли, что он мужик, и он понял, что здесь надо жить по понятиям, которые приняты негласным тюремным законом. Не обошлось и без драк. Один из арестантов, который сидел за распространение наркотиков, подошел к нему и что-то резко сказал, вроде того, что он является козлом. В тюрьме козел — каста очень низкая. Это те люди, которые согласились сотрудничать с законниками. Рэн уже знал это и понимал, что такое прощать нельзя. Оставалось одно: ударить, избить арестанта, что, по сути, очень опасно, но опаснее было пропустить сказанное мимо ушей. Последствий после драки не было. Конечно, потому, что Рэн повел себя правильно.

Со временем к нему пришло осознание того, что совсем один и без дела в камере сойдет с ума. И тогда день за днем стал исследовать углы комнаты, нашел мел и очертил четырехмерное пространство, определились три основные координаты, изменил видение комнаты в нужном для себя русле, соединил пространство со светом, который просачивался из окна, встал посередине и начал ждать. Ничего не случилось. Что-то было сделано не так. Он начал думать, но ничего не приходило ему в голову. Однако со временем стал понимать, что у него нет цели. А для того, чтобы была цель, он для начала должен был осознать, чего хочет. Для понимания же своего желания ему надо было бы попытаться определить для себя, кто он есть. И, задавшись этим вопросом, он заметит: «Вроде как обыкновенный человек: две ноги, две руки, голова, туловище, детородный орган. Возможно человек. Чувства, эмоции, ощущения, мысли?»