Распутник - Л. Дж. Шэн
Фрэнк.
Нужно поскорее закругляться и возвращаться домой.
– Когда Рик начал ее преследовать?
Я хотел знать, когда все это началось. Мама бросила на меня виноватый взгляд.
– Ну…
– Ну?
– До того как она забеременела, – призналась мама и понурила плечи, сделав очередную затяжку. – Когда твой отец умер, я поручила Рику попытаться выяснить, есть ли какие-то препятствия, которые могут помешать тебе жениться на Луизе. Он сказал, что ты сходишь с ума по этой Пенроуз. Поэтому мы постарались ее устранить.
– Просто шикарно.
– Может, поговорим о том, что теперь будет со мной и твоей сестрой, раз ты официально решил нас подвести? – фыркнула она. – Ведь вся эта ситуация с Эммабелль возникла не на пустом месте. Ты должен и меня понять. Ты ведь вот-вот пустишь семейное состояние псу под хвост, лишь бы выразить свое отношение к отцу.
– Нет, я пущу семейное состояние псу под хвост, потому что оно обременено условиями, с которыми никто не должен соглашаться. А еще потому, что я влюблен в другую и не стану жертвовать собственным счастьем, чтобы вы с Сеси могли разъезжать на шикарных машинах и каждый месяц отдыхать на Мальдивах.
– Дэвон, опомнись! – Мать затушила сигарету, выпустив дым между губ, и бросилась ко мне. Она как будто пыталась проявить жесткость из лучших побуждений и одновременно пресмыкаться передо мной, отчего разговор становился довольно странным. – Ты уничтожишь все наследие! У тебя останется один только титул.
– Титул меня тоже мало волнует, – протянул я.
– Да как ты смеешь! – Она заколотила меня кулаками в грудь. – Ты поступаешь неразумно и мстительно.
– Я пытался вести себя разумно. Но с вами это попросту невозможно. Теперь ты сама по себе, Урсула. Если хочешь денег – иди и заработай, а еще лучше, найди жалкого идиота, который согласится на тебе жениться. И на этой ноте предупреждаю: если еще хоть раз попытаешься причинить вред матери моего ребенка, я тебя прикончу. И это не фигура речи. Я уничтожу твою жизнь такой, как ты ее знаешь. Передай мои слова Сеси и Дрю. О, и наилучшие пожелания, конечно же. – Куда же без хороших манер.
– Ты не можешь так поступить. – Мама упала на колени и обхватила меня за лодыжки. Слезы полились ручьем. Я уставился на ее затылок с раздражением и отвращением. – Прошу, Дэвон. Пожалуйста. Женись на Луизе, а потом разведись с ней. Совсем ненадолго… Я… я… я не выживу! Просто не смогу.
Я отпрянул от ее прикосновений и вырвался из ее рук.
– В любом случае это не мое дело.
– А знаешь… – Она подняла голову и посмотрела на меня с безрассудством, злостью и отчаянием в глазах. Они были так широко раскрыты, так безумны, что мне показалось, вот-вот выскочат из глазниц. – Я знала. В тот раз, когда он запер тебя в кухонном лифте и отключил электричество, чтобы насосы не работали… мы оба были в этом замешаны.
От отвращения по коже побежали мурашки.
Мама знала, что отец много лет назад пытался меня убить, и была замешана в его планах.
Наши отношения, какими я их знал, оказались ложью. Она никогда не заботилась обо мне. Просто ждала подходящего момента, ведь знала, что однажды отец умрет, а потому хотела быть со мной в хороших отношениях, когда попросит меня жениться на Луизе.
Я холодно улыбнулся и отступил от нее:
– Считай условия завещания невыполненными. Теперь ты бедна, мама. Хотя на самом деле ты всю жизнь была бедной. Деньги по большому счету ничего не значат, если тебе чужды моральные принципы. Избавь нас обоих от ненужного беспокойства и позора и больше не звони мне. Отныне я не отвечу.
Тридцать седьмая
Белль
Я чувствовала себя настоящей белой вороной, когда тащила за собой чемодан из искусственной крокодиловой кожи к загородному дому родителей. Взрыв цвета, высокие каблуки, эпатажные украшения. Чувствовала, как взгляды соседей обжигают мне затылок сквозь жалюзи и тонкие ставни.
Я не сомневалась, что в пригороде Бостона найдется предостаточно занятий для тридцатилетней бывшей тусовщицы.
К сожалению, я понятия не имела, в чем они заключались.
Впрочем, все это не важно. Вряд ли я смогла бы позабыть о своих печалях, вытанцовывая на вечеринке на крыше или напиваясь до потери сознания (какая же ты обломщица, Малышка Уайтхолл). Я не могла даже устроить себе поход по магазинам, который закончился бы так, как и должны заканчиваться все походы по магазинам: поеданием хот-дога с сыром из закусочной Wetzel’s Pretzels в попытке удержать при этом сто пятьдесят пакетов с покупками, ручки которых впиваются мне в предплечья.
Уэлсли не славился ни торговыми центрами, ни культурными достопримечательностями.
Да и, если честно, вообще ничем, кроме близкого расположения к Бостону.
Но больше всего меня угнетало то, что на самом деле я даже не хотела употреблять наркотики в общественных туалетах на пару с рок-звездами или петь Like a Virgin[31] в караоке-баре, пока мои друзья с упоением валились со смеху, потому что девственницей я уж точно не была. Я хотела предаваться банальным, странным занятиям. Например, уютно устроиться рядом с Дэвоном на его долбаном диване за восемь тысяч долларов (конечно, я пробила его стоимость в интернете. Я что, дилетант?).
Я хотела смотреть скучные четырехчасовые документалки об экологически безопасных пластиковых пакетах и слизняках-убийцах.
Я лежала, свернувшись калачиком на кровати в гостевой спальне, когда отец постучал в дверь. Мамы дома не было – она стала членом комитета «Обедающих дам». Ирония, разумеется, заключалась в том, что эти дамы вовсе не обедали. Они жевали салаты без заправки и обсуждали такие серьезные темы, как диета Дюкана и зональная диета.
Видимо, отец хотел проверить, продолжаем ли мы с ним общаться.
А мы продолжаем?
– Белли-Белль, – пропел он. – Я еду на рыбалку. Может, присоединишься к своему старику? Свежий воздух и сладкий чай со льдом никогда не помешают.
– Откажусь, – пробормотала я, уткнувшись в подушку.
– Да брось, детка.
Меня восхищала его способность делать вид, будто вчерашнего дня не было вовсе, и вместе с тем подлизываться ко мне как раз из-за событий вчерашнего дня.
– Я сегодня занята.
– А мне так не кажется.
– Ты ничего не знаешь о моей жизни, папа.
– Я знаю все о твоей жизни, Белли-Белль. Знаю о твоем клубе, о твоих свиданках, о твоих друзьях и страхах. Я, например, знаю, что сейчас ты несчастна, но явно не
