Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс
– Мы можем пойти все вместе.
Не та реакция, которой ожидали мы с Эмилем. С начала ужина я очень хотела поговорить с ним наедине, но Сильви следовала за нами по пятам, ясно давая понять, что без меня не уйдёт. Когда мы поднимались по лестнице, на меня нахлынули воспоминания о том вечере, и я остановилась. Эмиль, который в это время открывал дверь, совсем растерялся. Это был тот же самый ракурс – он в дверях и я на лестнице. Меня настигло ужасное дежавю.
Если даже от воспоминаний мне было так плохо, что у меня не выходило преодолеть несколько ступенек до его квартиры, то я точно не смогу войти туда; я не могу снова смеяться с этим человеком, целовать его, конечно, не могу заниматься с ним любовью. Печально, но я поняла, что простить его для меня невозможно.
Однако плачевное состояние Эмиля подтолкнуло меня подняться вверх по лестнице, Сильви со мной на буксире. Хотя к его лицу вернулся цвет, он явно был нездоров. Он нерешительно открыл дверь, и я прошла внутрь, Сильви за мной. Комната была в полном беспорядке: холсты разорваны, на кровати – их деревянные рамки, расколотые в щепки, пустые и разбитые бутылки из-под спиртного разбросаны по полу, пластинки разломаны на мелкие кусочки.
– Да что здесь?.. – Сильви, потрясённая состоянием комнаты, схватила меня за руку.
– Уходи, если не можешь вынести этого, – сказал он пронзительно. – Я пойму, Сесиль. Я этого заслуживаю.
– Вполне, – согласилась Сильви. Она не сводила с него глаз: круглое лицо с острым подбородком, поджатые губы.
– Сильви, перестань. – Я бросила на неё неодобрительный взгляд.
Ощущая моё недовольство, она повернулась и вышла, с силой захлопнув за собой дверь. Я услышала, как она нарочито громко топает по лестнице, затем на первом этаже открылась и снова закрылась дверь.
Мы остались одни.
Несмотря на внешний вид Эмиля, к нему вернулась гордость, и он немного собрался, выпрямился, но всё ещё не мог смотреть на меня.
– Ты сможешь меня простить?
Я дёрнула плечом.
– Я не знаю.
– Ты сможешь хотя бы попробовать?
Я хотела сказать «нет», развернуться на каблуках, вслед за Сильви выйти прочь и вернуться к своей жизни и своей трапеции. Будут и другие поклонники, теперь я это знала. От Эмиля Жиру слишком много проблем для простой девушки вроде меня. Слова уже вертелись у меня на языке, но потом я вспомнила последние две недели без него, эту опустошённость. В моменты, когда я представляла себе его там, в мире, без меня, эти мысли вызывали у меня тошноту. До встречи с ним я не знала, что внутри у меня такая пустота. Как быстро он проник в мою маленькую жизнь и моё сердце.
– Думаю, я могу попытаться.
Было так просто это сказать.
– Большего я и не прошу. – На его лице не проявилось никакого удовлетворения. Мне показалось, что он мне не поверил.
– Что ты сделал с её портретом?
– Выбросил его.
Он пропустил волосы сквозь пальцы, обвёл взглядом разорённую комнату вокруг.
Наверняка он мне соврал.
– Не надо было этого делать. Однажды он может стать очень ценным.
– Я не хочу иметь с ней ничего общего.
Я бы предположила, что он жаждал наказать Эсме за момент своей слабости, – но её вины в этом было не более, чем его.
– Я приду, когда смогу, Эмиль.
Я перешагнула через осколки стекла и повернула дверную ручку, оставив его стоять посреди руин.
27 июня 1925 года
Уже несколько дней меня одолевает странная болезнь. Сегодня утром я решила выйти из цирка, чтобы выяснить, не от него ли меня тошнит. Чем дольше я оставалась на той стороне, тем больше гадала, не станет ли мне лучше здесь. К моему огорчению, на этой стороне меня всё равно тошнило и на Монмартре вырвало прямо на тротуар.
Я вернулась довольно поздно и встретила Эсме у дверей. Её вид меня удивил. Платье на ней было очень открытым, достаточно, чтобы заметить, что она не надела лифчик. Глаза у неё были как стеклянные от слёз и густо подведены сурьмой. Если бы я не знала её, я решила бы, что это проститутка.
– Прочь с дороги! – Она чуть не сшибла меня с ног. Её выдал голос – она не ожидала меня увидеть.
– У тебя всё хорошо? – Я протянула руку и коснулась её.
Эсме остановилась и с силой сбросила мои пальцы со своей руки.
– У меня больше ничего не будет хорошо. – Она с трудом выжимала из себя слова, будто давила вздутия на коже.
– Я не понимаю…
– Эмиль, – оборвала она. – У тебя и так есть всё. – Когда Эсме повернулась ко мне, её обычной блестящей личины не было и в помине – измождённое лицо, стеклянные помертвевшие глаза. – Почему и он тоже?
Эти несколько слов как будто истощили её. Без сил она отвернулась от меня и выбралась сквозь двери цирка в ночь.
После того как Отец отправил Эсме в Белый Лес, я поклялась, что никогда больше не причиню вреда моей сестре. Принимала она это или нет, мы были связаны телесно и духовно. То, что я увидела свою сестру-близняшку такой сломленной, лишь облегчило мне сложное решение. Я больше не буду причиной её страданий.
28 июня 1925 года
Я пришла к Эмилю на квартиру. К счастью, там стало чище. Он увидел, как я стою за дверью, и втянул меня внутрь.
– Что-то не так?
По лицу Эмиля я поняла, что он надеялся после нашего быстрого воссоединения заново сосредоточиться на других вещах – на своей живописи. В углу появилась новая картина, обнажённая женщина. Она не была красивой, но он обнаружил внутри неё искру и сумел извлечь с помощью кисти. Я могла только гадать, как ему это удавалось. Как ни крути, он был настоящим художником. Если он соблазнял своих моделей, это было лишь частью его искусства, таким же способом улучшить работу, как мазки его кисти. Хотя я пришла сюда единственно с целью попрощаться с ним, в этот момент я поняла наверняка, что приняла правильное решение. Как бы я ни мечтала об этом, я никогда не стану женщиной, которая ему нужна. Я легко могла представить, как по прошествии лет превращусь в пустую оболочку, сравнивая себя с каждой его моделью. Даже без злого умысла, его талант и страсть – и их последствия – постепенно разрушили бы меня.
Эмиль вытирал кисти, на его одежде виднелись пятна краски от нескольких случайных мазков. Наконец он положил кисти на стол, обеими руками обхватил мою голову и
