Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс
Я хотела было заговорить, но он оборвал меня:
– Ты захочешь узнать, почему.
Это был именно тот вопрос, который я хотела задать.
– Потому что такова цена цирка, в котором живёте вы обе. Эсме несёт этот груз, одна. Теперь ты собираешься настаивать… решительно, с большим апломбом… что это несправедливо – возложить на неё такое бремя. А сейчас послушай меня. Ты действительно так наивна, что думаешь, будто меня волнует справедливость, Сесиль? Разве я давал тебе повод столь неверно судить обо мне? – Он направил взгляд на меня – его глаза были совершенно холодными. Я не видела ни следа любви или хотя бы привязанности ко мне. Ещё никогда я не была так напугана.
Я знала, к чему он клонит. Отец был самым страшным из полководцев, и всё же он успокаивал свою плачущую дочь.
– Из-за этого она ненавидит меня, – сказала я, глядя на голые деревья Белого Леса. Эсме отправилась туда и вынесла из-за меня неописуемые ужасы. Теперь все встало на свои места.
– Увы, она ещё больше возненавидит тебя, когда узнает твою новость. – Его взгляд пропутешествовал к крошечной выпуклости на моей талии.
– Как ты узнал? – изумилась я, защитным жестом обхватив живот. Под пальцами я чувствовала тёплый шар пониже пупка, жёсткий и круглый, как апельсин.
– Как я мог не узнать? Ты должна понимать, что для тебя это плохо, Сесиль, – продолжил он. – Ты и твоя сестра – камбионы, потомки человека и демона. Ты носишь ребёнка, тоже частично камбиона. Хотя эта кровь может ослабевать с каждым поколением, родить ребёнка с сущностью демона тебе будет трудно. Тебе следовало бы знать, что твою мать это убило.
– Я умру?
– К несчастью, дорогая моя, жатва смерти – единственное, чем я не могу управлять.
– Но во мне есть и твоя кровь, кровь демона. Это мне не поможет?
Он пожал плечами.
– И хрупкая смертная оболочка, как у яйца. Внутри тебя есть магия, это правда, но ты, к сожалению, не бессмертна.
Я обдумала его слова.
– Эмиль не знает о ребёнке.
– Это к лучшему.
– Если бы он знал, он бы настаивал, чтобы мы были вместе.
– Боюсь, что это невозможно, – устало ответил Отец.
Он продолжал смотреть на Стикс внизу. Угольно-чёрные воды реки питали его силу. Это был мой мир. Хотя я могла уходить из цирка и возвращаться, по существу, я была как Доро – порождением Ада. Глубоко внутри я осознавала, что не могу быть с Эмилем, я ожидала такого ответа.
– Это полностью моя вина, что я привёл этого художника в цирк. Я жалею лишь, что ты оказалась в незавидном положении пешки.
– Что ты имеешь в виду? – Я устремила взгляд на белые песчаные берега у Белого Леса.
– Я заколдовал картины.
– Я это знаю.
– Хотя заколдовал их так, чтобы любой, кто взглянет на эти три картины, видел то, что я хочу ему показать, но это ещё не всё.
– Что ты сделал? – У меня раздулись ноздри, мой громкий голос эхом разнёсся по пещере. У Отца была привычка устраивать злые шутки. Я тут же вспомнила о сделке, которую заключил с ним Эмиль, чтобы получить заказ. А если платой была душа Эмиля?
– Этим летом здесь было скучно, так что я наложил одно маленькое заклятие. – Он пренебрежительно отмахнулся от меня. – Пустяк, на самом деле. Я просто позволил Эмилю выбрать три объекта для изображения. И каждый из них влюбился бы в него. Он нарисовал тебя, ты в него влюбилась… Эсме, Сильви…
– Это жестоко! – Я подавилась воздухом. – Как ты мог?
Моя рука снова легла на живот, где был мой ребёнок. Важны были даты. Неужели мои чувства к Эмилю были следствием чар? Было ли у нас с ним что-нибудь настоящее, кроме ребёнка, которого я носила под сердцем?
– Когда… когда ты это сделал? – Мне было очень плохо.
Отец пожал плечами.
– Когда нанял его, конечно.
Я снова опёрлась на спинку сиденья, вспоминая ту встречу на рынке на улице Муфтар, когда Эмиль купил мне яблоко. В этот момент я полюбила его – раньше, чем Отец дал ему заказ. Мои чувства к Эмилю – и его ко мне – были искренними.
9 августа 1925 года
Доро сообщил мне, что Эсме достала для Эмиля билет в цирк. К его удивлению, билеты разрешили Эмилю беспрецедентное третье посещение в качестве гостя. Я приготовилась к встрече с ним, но точно не ожидала пронзительного вопля из гримёрки Эсме. По настоянию Отца мадам Плутар рассказала сестре о моей беременности. Звук, доносящийся из комнаты, был похож на вой раненого животного.
15 августа 1925 года
На субботнем представлении Эмиль с очень несчастным видом сидел в первом ряду.
После шоу я нарочно избегала столкновения с ним, но, когда шла к себе переодеваться, услышала голос Эсме из гримёрки. Она резко крикнула:
– Убирайся!
Из её двери вышел понурый Эмиль.
– Что случилось?
– Она злится, – растерянно сказал он. – Упорно настаивает, что любит меня. Это какое-то помешательство. В конце концов я написал ей письмо, в котором объяснял, что не могу быть с ней, и просил прекратить меня преследовать. Она всё равно прислала мне билет, а потом отправила ваших двух клоунов, чтобы вызвать меня к себе. Я только что попросил её оставить меня в покое. Она в ярости, как ты слышишь. – Он указал в сторону её комнаты. – Она говорит, мы пожалеем о том, что сделали.
– Что мы сделали? – Я склонила голову и подтянула воротник к шее.
Его лицо тут же потеплело, и я поняла, что она сказала ему о нашем ребёнке. Я задохнулась. Он должен был услышать это от меня, и сестра, посчитав себя вправе рассказать Эмилю мою новость, меня предала. Её дверь была закрыта и, скорее всего, крепко заперта на замок. Я не знаю, что сделала бы с Эсме, будь там открыто.
– Я не хотела, чтобы ты узнал об этом таким образом.
– Я вообще не уверен, что ты хотела мне рассказать. – Эмиль вздрогнул, как от боли, и схватился за руку.
– Ты в порядке? – Я заметила, что на пол с его рукава не
