Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс
Сегодня вернулся Отец. Без него не может обойтись переезд цирка, из этого я заключила, что мы покидаем Булонский лес. В разговоре с ним я затронула тему зеркала, пожаловалась, что все отказались его передвигать, но Отец отмахнулся от меня, как от дурочки. «Да разверни ты его к стене, ради всего», – сказал он пренебрежительно. Так я и сделала. И всё же из-за зеркала моя гримёрка стала мне отвратительна, и я начала оставаться у Сильви.
10 июня 1925 года
Сегодня Эмиль делал наброски крупных планов лица Эсме, так что она сидела почти вплотную к нему. Он пытался перехватить меня раньше, но я отступила в гримёрку Сильви. Вид их вместе приводил меня в ярость.
– Ты не можешь просто сдаться, – уговаривала меня сочувствующая Сильви. – Выходи туда и борись за него. Это ты ему нужна, Сесиль.
Хоть я швырялась вещами и рвала собственные костюмы, я не знала, как сражаться с Эсме. Я до сих пор её боялась. Сильви ошиблась. Эсме хотели все, так что не было особого смысла бороться за Эмиля, если я наверняка проиграю.
Когда я зашла под купол, Отец наблюдал, как Эсме рассказывает Эмилю какую-то шутку, и они оба покатываются со смеху.
– Ты расстроена?
– Non. – Я не хотела, чтобы Отец знал о том, как мне небезразличен Эмиль, или о том, как меня беспокоит его внезапная дружба с моей сестрой.
– Рассказывай. Эсме снова пошла и украла твои конфеты? – Он указал жестом на художника и модель, сидевших так близко, что их ноги почти прикасались друг к другу.
Отец всегда умело выбирал самый острый нож и наносил удар в самое слабое место. Я взглянула на него.
– Понятия не имею, о чём ты.
На его губах мелькнула тонкая ехидная улыбка – он сделал вывод, что угадал верно.
– Или ты просто отдала свои конфеты ей, как раньше, когда вы были младше?
– Да тебе же это нравится, – сказала я, вытирая о бёдра натёртые мелом ладони.
– У меня нет на этот счёт того или иного однозначного мнения, хотя ты знаешь, как я наслаждаюсь хаосом. – Его тон изменился, он заговорил низко и серьёзно, как будто о чём-то меня предупреждал. – Это урок для тебя, Сесиль. Там, где дело касается твоей сестры, однажды тебе придётся бороться за то, что принадлежит тебе.
Его замечание ещё долго звучало у меня в ушах после его ухода.
После репетиции меня нашёл Доро.
– Художник искал тебя, – сказал Доро-марионетка. – Они ушли.
– Они?
– Эсме и её мушка.
У меня упало сердце.
– Вместе?
– Он сказал, ты знаешь, где их найти.
Вдохновлённая словами Отца, я решила, что сегодня заберу то, что, по моим ощущениям, принадлежало мне. Я надела своё лучшее синее шифоновое платье с заниженной талией и распустила волосы, чтобы они вились кольцами по спине. Уходя, я снова увидела Доро у двери. Однажды на спор с Эсме я попыталась взять его с собой, поглотив его сущность. Эта попытка меня чуть не убила, я на несколько недель слегла в постель с сильной лихорадкой.
На улице я поняла, что цирк действительно переехал, и я даже не сразу сориентировалась в пространстве. Мы переместились с левого берега Сены на Монмартр. Я села на омнибус до бульвара Сен-Жермен и дошла от него пешком до Монпарнаса. Это была приятная прогулка, но она заняла у меня почти два часа.
В «Дю Дом» я не увидела их ни в баре, ни в кафе. У меня возникло тревожное предчувствие. Я прошла два квартала до квартиры Эмиля. Едва открылась дверь подъезда, я услышала голос Эсме из комнаты наверху. Потом включился проигрыватель Эмиля – «Oh, How I Miss You Tonight». Интуиция подсказывала мне развернуться и пойти обратно в цирк, но ведь это я невольно привела к нему сестру, настаивая, чтобы Эмиль нарисовал её.
Я поднялась по лестнице и постучалась. Внутри шумно возились и хихикали. Они были пьяны. Прижавшись ухом к двери, я услышала шорох ткани, с каким обычно приводят в порядок одежду. Моё сердце замерло. Я опоздала.
Не так давно это я была в его комнате, это моя одежда лежала там на полу. Как глупо было думать, будто он неравнодушен ко мне. По щекам у меня потекли слёзы, я повернулась и начала спускаться по лестнице, мои ноги болели от долгой ходьбы.
Наконец Эмиль приоткрыл дверь, совсем чуть-чуть. Судя по выражению ужаса на лице, он явно не ожидал увидеть меня. В нём читалось противоречие, словно я прервала что-то, чего он в какой-то момент хотел, но теперь стыдился.
По крайней мере он сожалел о своём поступке, хоть какая-то малость. Настоящий подлец не проявил бы столько эмоций.
– Qu’est-ce?[21] – я услышала, как Эсме зовёт его. Я не видела её, но с моего ракурса на ступеньках сквозь дверную щель был виден клубок смятых простыней.
Мы с Эмилем встретились глазами. Я думаю, моё красное опухшее лицо выглядело отталкивающе, но меня это не волновало.
– Сесиль, – он двинулся ко мне, но я покачала головой и прижала палец к губам.
Я не хотела доставлять ей такого удовольствия – знать, что я застала их вместе. Я отвернулась и продолжила спускаться по лестнице.
24 июня 1925 года
Эмиль больше не возвращался в цирк.
Я не знаю, закончил ли он писать Эсме, или работу над портретом перенесли в его квартиру, подальше от меня.
После представления вчера ночью мы с Сильви зашли в кафе «Клозери де Лила». Мы перестали ходить в «Дю Дом», избегая встречи с Эмилем. Когда мы уже выходили, я услышала его голос – он звал меня через улицу.
– Не слушай его. – Сильви покровительственно коснулась моей руки. Недавно её поведение заметно переменилось. Она всегда была третьей в нашем трио смертных, но теперь она стала больше заботиться о моих чувствах, а не об Эсме. Так было не всегда. Когда мы были младше, Сильви всегда колебалась между мной и Эсме, выбирая стороны и склоняя чаши весов, как ей было удобно. Я помнила, какой Сильви может быть непостоянной. Часто меня оставляли в стороне, пока они с Эсме играли, решив, что по каким-то дурацким причинам я не могу присоединиться к ним. Но, как и её мать, Сильви была довольно расчётлива. Будучи моей подругой, она знала о том, как выросла моя ценность для труппы, и это несколько повлияло на её преданность.
– Сесиль! – голос Эмиля звучал умоляюще.
Я слышала гудки машин, когда он перебегал дорогу ко мне. Когда
