Сила ненависти - Тери Нова
Позже мы сидели на полу ее комнаты, держась друг за друга, потому что так было легче пережить нашу общую боль. Я целовал ее спутанные волосы и мокрые от недавних слез, припухшие веки, и чувствовал, что последние кусочки моего сердца встают на место.
– Ты должен кое-что сделать, Ник, – проговорила Ливи, пробегая пальцами по моим волосам, когда я не смог найти в себе силы, чтобы оторвать лицо от ее шеи и посмотреть в эти прекрасные печальные глаза.
– Я сделаю все, что ты скажешь… – Я действительно имел в виду каждое слово, даже если она попросила бы меня прямо сейчас пустить себе пулю в лоб.
– Да, но ты сделаешь это не для меня, а для себя.
Глава 33
Доминик
…(сказал Иисус): молитесь, чтобы не впасть в искушение.
(Лк. 22:40)Некоторые вещи, которые мы на дух не переносим, становятся ненавистными не сразу. В детстве я не понимал, как можно не любить сладкое или мультфильмы, особенно когда и того и другого в изобилии – первого, чтобы я заткнул свой рот и не мешал взрослым разговорам, а второго для подстраховки, когда первое не помогало.
Точно так же было и с запахом ладана. Моя мать была религиозной фанатичкой, и каждое воскресенье таскала нас в церковь на покаяние. Я не успел особо нагрешить к тому времени, поэтому выдумывал истории о том, как напакостил в школе или поранил соседскую кошку, чтобы не разочаровывать ее. Священник верил мне, наверняка считая отродьем Сатаны, что при наличии Карсона было недалеко от правды, и заставлял читать «Отче наш», стоя на коленях, а потом совал мне крест, чтобы я целовал распятие, умоляя о спасении души. Я возненавидел все это раньше, чем мама выпрыгнула с балкона третьего этажа, окончательно помешавшись.
И вот теперь, спустя много лет, снова вдыхал ненавистный запах, не испытывая ничего, кроме тошноты, но стойко терпел, шагая по проходу в сторону исповедальной кабинки. Ах да! Разве я не сказал, что трюк с ненавистью работает и в обратную сторону? Еще как.
Именно так девчонка, что донимала меня, наряжаясь в блестящие платья принцессы, каким-то образом превратилась в женщину, что успела проникнуть мне под кожу. По ее совету я притащился в церковь на поиски сам не знаю чего, но даже если бы она выбросила меня с вертолета посреди бескрайней пустоши, я шел бы на ее голос, пока не закончились бы силы, просто чтобы еще хоть раз увидеть ее и убедиться, что это не мираж.
Я был сломлен, жалок, раздавлен, но полон призрачной надежды и абсолютно уверен лишь в одном – мне не выжить без Оливии Аттвуд, потому что ее смех делал каждое мое утро добрым, а ее запах на моих простынях заставлял сердце в груди кувыркаться и забирал кислород из легких. Если я не просыпался, обнимая ее как в последний раз, то словно и не жил, просто существовал. Мне потребовалась уйма времени и огромный привет из прошлого, чтобы вынуть голову из задницы и понять, что я люблю ее. Теперь, живя с этим знанием, я гадал, как поделиться им с ней. Слова в нашем мире давно утратили силу, и я выбрал действия, даже если не понимал, к чему в конечном итоге они приведут. Хуже уже быть не могло, оставалось надеяться, что где-то среди всего хаоса осталось хоть немного гармонии.
– Поздновато для вечерней службы, юноша. Мы закрыты.
Я огляделся в поисках говорившего. Тот сидел прямо за алтарем на полу, перебирая в руках карточки с наскоро написанной речью, видимо, репетируя для предстоящей службы.
– Но вы все еще здесь?
– Я всегда здесь, – добродушно хохотнул священник, проводя рукой по волосам цвета соли с перцем, поднимаясь на ноги. – Потерянные души иногда забредают на огонек, кто-то ведь должен их встречать.
По-прежнему было сложно поверить, что не брежу, поэтому я ухватился за набалдашник деревянной скамьи, разглядывая убранство церкви и человека перед собой. Он ничем не отличался от других служителей церкви и даже внушал какую-никакую степень доверия, что было само по себе абсурдно, принимая во внимание мой скептицизм.
– Так ты уже знаешь, что привело тебя сюда, юноша? – Тут он лукавил, мне было под тридцать, а со всеми тяготами жизни и рецептурными препаратами, применяемыми не по назначению, я, наверно, выглядел как молодая версия Джимми Моррисона. Мои руки опустились и сжались в кулаки.
– Я почти не сплю, – выдал первое, что пришло в голову, поглядывая в сторону исповедальной кабинки.
– Тебя что-то тревожит? – спросил священник, пряча карточки в карман удлиненного пиджака. Он по-отечески взглянул на меня из-под густых бровей, создавалось впечатление, что мы уже вели этот разговор.
– Ага.
– Ты расскажешь мне?
Я усмехнулся, не веря, что действительно собираюсь сделать это. К черту мою жизнь.
– Раньше я испытывал непреодолимую жажду разрушения, – начал, глядя перед собой на колыхающиеся огоньки пламени свечей. – Но теперь…
– Что теперь?
– Теперь я хочу сберечь.
Ливи сказала, что я должен простить себя, хотя ни слова не говорила о церкви, предполагая, что я и на пушечный выстрел не приближусь к храму Господа. Но я не знал другого места, где можно найти ответы. Пока держал ее в объятиях всю оставшуюся ночь, пока ехал сюда, пока стоял перед священником, осознание медленно проникало в мои поры. А может, это мама или Дэм смотрели на меня сверху, радуясь, что я наконец осмелился побороть свои предрассудки.
– Что именно? – спросил святой отец, снова привлекая мое внимание.
– Отношения, полагаю. А может быть… – Я запнулся. Перед уходом из дома я пообещал Оливии, что сделаю это в первую очередь для себя. В попытках решить, как поступить с ней и неразберихой с отцом, совершенно забыл о том, что если заиграюсь, то все закончится крушением не только нас как пары. Если я не оставлю свою зависимость, позаботиться о Ливи попросту будет некому. – Жизнь…
– Ты хочешь сохранить жизнь? – понимающе спросил священник.
– Больше всего на свете…
Он кивнул и направился в сторону постамента, убирая догоревшие огарки свечей, не глядя на меня, когда произнес:
– Ты ничем не отличаешься от других верующих. –
