Дамы тайного цирка - Констанс Сэйерс
На сцене стало темно. Когда снова зажёгся свет, клоуны вернулись на свои первоначальные позиции, вальс снова сделался обычным и играл, пока они, кружась, не покинули арену.
Начал бить барабан, следом зазвучал одноголосый григорианский хорал.
Из группы артистов вышла женщина с платиновыми волосами. Лара видела её портрет на стене в цирке Фрагонара.
Это была Сесиль Кабо, женщина с картины.
В качестве Испанской Паутины она использовала канат с колокольчиком внизу. Сесиль подождала, пока он спустится в центр арены, схватилась за колокольчик и начала быстро изгибаться вокруг каната, пока он поднимался всё выше и выше над рядами публики. Когда гимнастка достигла самого верха, зрители поняли, что под ней нет сетки. Сесиль начала вращаться на золотом канате всё быстрее и быстрее, наконец чуть сбавила скорость внизу, над самым колокольчиком. Повиснув на нём, она раскрутила ноги как пропеллер, её тело вращалось всё быстрее, как жонглёрская тарелка на кончике трости, – и затем она отпустила колокольчик.
Музыка звучала потусторонне. Она напомнила Ларе восточноевропейских композиторов, что-то столь же тревожное и трагическое, как русский траурный марш.
Толпа в напряжении качнулась вперёд, понимая, что Сесиль висит в воздухе без опоры и в любой момент может упасть, но она не упала. Вместо этого она замедлила вращение, чтобы все видели, что она действительно свободно парит в воздухе. Она собралась и завертелась горизонтально, набирая скорость, как фигуристка на льду, сверлом рассекая воздух. Сесиль обладала грацией художественной гимнастки или балетной танцовщицы, её движения были невероятно пластичными. Закончив череду оборотов, она медленно докрутилась до пола, мягко приземлилась и опустилась в поклоне.
Трудно было описать этот штопор. Разумеется, дневникам не под силу отдать должное красоте движений гимнастки. Грациозный полёт женщины, кружащей над ареной свободно, как птица, стал одним из самых великолепных зрелищ в жизни Лары.
Толпа вскочила на ноги, стоя рукоплеща Сесиль Кабо.
Взмахом руки Сесиль Кабо заставила исчезнуть всё – и публику, и сам спектакль.
Она повернулась к Ларе и поклонилась.
– Это, моя дорогая, Тайный Цирк – где всё не то, чем кажется.
Женщина перед ней выглядела настолько не похожей на застенчивую, прячущуюся девушку из дневников. Идя к Ларе, она управляла пространством, надёжно и уверенно, но разве она не умерла? Лара не могла понять, как здесь, перед ней, может стоять давно умершая женщина.
Сесиль улыбнулась, очевидно, понимая мысли Лары.
– Я не та наивная девочка, какой была когда-то. И да, я долгое время была мертва, но в этом цирке и выступают преимущественно мертвецы.
Лара никак не могла запомнить, что всё, что она здесь думает, по сути, транслируется на здоровенном экране.
– Простите. Я не хотела сказать…
Но Сесиль покачала головой.
– Лара Барнс. Как же долго я тебя ждала.
Глава 22
Керриган Фоллз, штат Вирджиния
5 июля 2005 года
Бен перечитал большую часть досье Питера Бомонта, но так и не обнаружил ничего нового. Он вытащил одну фотографию из пачки снимков, соединённых скрепкой. При взгляде на человека за камерой лицо Питера как будто светилось, так что Бен предполагал, что снимок сделал кто-то, кто был ему очень дорог, несмотря на слова его матери о том, что любимой девушки у него не было.
Единственным, кого упомянула мать Питера, был Джейсон Барнс – его тогда допрашивали дважды, и он настаивал, что представить не может, чтобы Питер просто так взял и сбежал. Они планировали в ноябре отправиться вдвоём в Лос-Анджелес попытать счастья. Однако после исчезновения лучшего друга Джейсон Барнс в Лос-Анджелес не поехал. Бен задумался об этой детали. Почему? Наверняка Джейсон и один мог бы добиться успеха – в конечном счёте он преуспел как музыкант. Но, глядя на дату, Бен произвёл подсчёты и понял, что, скорее всего, Джейсон не поехал в Лос-Анджелес, поскольку Одри в то время была беременна Ларой. Джейсон и Одри поженились спустя два месяца после смерти Питера. Что же, как бы его ни отвращала эта мысль, надо будет поговорить с отцом Лары.
Он перевернул фотографию Питера и обнаружил, что к обратной стороне прикреплена старая записка. Конечно, «прикреплена» – не совсем верное слово: скотч практически вплавился в фотобумагу после многих лет во влажном помещении. Все эти папки хранились не на складе, без необходимых условий, и снимки уже немного покоробились. Хотя Бен часами изучал записи отца, на фотографии он не смотрел. Вот где она была. Маленькая деталь, которую он упустил.
Связано с другим делом? 1944.
Никто никогда не упоминал другое дело. Бен обыскал ящик, где отец хранил досье Бомонта. Ещё одного дела там не было. Бен изучил бумажку внимательнее. Чужой почерк, не его отца. С учётом того, что записку прицепили к обратной стороне фото, неясно было, получил ли вообще отец это послание. Все полицейские отчёты 1940-х годов находились в архиве в подвале здания суда, и Бен не до конца понимал, что именно ему искать. Архивы не были оцифрованы. Убийств в городе не случалось с 1930-х, так что благоразумно было бы ограничить поиски делами пропавших без вести. Ещё он мог бы позвонить Ким, узнать, не проще ли ей поднять архивные микроплёнки газет за тот год и поискать в них упоминания об исчезновениях людей. Бен поднял трубку, чтобы позвонить в газету, но потом вспомнил их ланч в воскресенье и передумал – взял ключи и отправился в здание суда через квартал.
По пути он остановился взять чёрный кофе в «Оформим и накормим». В последнее время Бен плохо спал, и вскоре после полудня его начинало клонить в сон. Вероятно, кофе – именно то, что ему нужно. Карен Джексон пополняла запасы выпечки на витрине после утреннего наплыва посетителей.
– Переходим от круассанов к капкейкам, как я погляжу?
Бен оглядел небольшое кафе и впечатлился тем, как преобразила Карен старую скобяную лавку. Любое заведение в Керриган Фоллз занимало помещение после какого-то другого. Шаги по старому полу с досками из цельного дерева всё ещё звучали особенно гулко. Бен когда-то приходил сюда с отцом, рылся в многочисленных ящиках с шурупами и гвоздями. Теперь в них держали чайные пакетики и кофейные зёрна. Богатый золотистый оттенок бархатной обивки диванчиков и стульев прекрасно сочетался с подержанными честерфилдовскими креслами и диванчиками, которые нашли Лара с Карен.
Карен засмеялась.
– Не желаете попробовать миндальный круассан? Пока свежий, через час уже остынет. Я обычно заказываю их для нашей общей подруги, но она, вероятно, сейчас наслаждается настоящими круассанами в Париже.
– Давайте, – согласился Бен. – Обычно мы с Ларой видимся за ужином, так что я не знал о её пристрастии
