Флинг - Джозеф Мюррей
Вопреки здравому смыслу он установил выключатель не у двери, а на дальней стене, и ей пришлось брести туда в темноте. Пошарив рукой, она щелкнула клавишей и едва не лишилась чувств. Сначала ей даже показалось, что это галлюцинация, но, осмотревшись, Тара поняла, что Колин превратил гараж в точную копию паба «О’Мэлли». Помещение, конечно, было намного меньше настоящего паба, но Колин создал точную уменьшенную копию одного из ее любимых мест в мире. Места, в которое влюбились они оба.
Барная стойка из двух поддонов и большой деревянной доски, выкрашенной в цвет красного дерева. Разливной кран «Гиннесс» с самодельной вывеской над ним – «О’Мэлли». Все винтажные пивные таблички висели на стенах точно на тех же местах, что и в настоящем баре. Только теперь Тара поняла, почему Колин вообще начал собирать свою коллекцию!
На каждой стене он повесил десятки фотографий с запечатленными на них лучшими моментами их жизни. Улыбки на каждой стене. Фотографии, сделанные ими в разных городах Европы. Фотографии их старой квартирки-студии. Старые билеты на концерты, браслеты с музыкальных фестивалей, посадочные талоны… Он даже развесил сотни гирлянд, напоминавших в ночи светлячков.
Комната дышала их любовью.
Тара подошла к бару и осторожно открыла кран.
К еще большему удивлению, из крана упала капля «Гиннесса». Колин не только установил кран, но и подключил его к настоящему бочонку! Посреди «паба» стояли небольшой деревянный стол и стулья. На столе и по всей барной стойке были расставлены бутылки из-под вина с воткнутыми в горлышко подсвечниками. Те самые бутылки, от которых Колин так и не избавился, теперь украсили бар! За стойкой он повесил в рамку ее старую рабочую форму, а также статью о феминизме синтвейва. Оценка в 49 % чудесным образом и с помощью красной ручки изменилась на 149 % с припиской «Икона феминизма». Тара даже засмеялась, когда по щекам потекли слезы.
Как ему это удалось?
Это было чудо, которое выходило за пределы ее понимания. Проделать такой объем работы, имея в своем распоряжении всего лишь уикенд? Судя по всему, Колин трудился все сорок восемь часов, воссоздавая то место, где они встретились в первый раз. А потом без сил вырубился на диване, даже не смыв с себя пятна краски. И в то же утро он попросил Тару пройти с ним в гараж… Теперь все обрело смысл! Он действительно поработал за троих. Тара лишь недавно побывала в пабе и теперь могла только восхищаться точностью в деталях. Колин создал живую, дышащую копию, но не только: он создал музей их воспоминаний, памятник их союзу.
Последней каплей стало худи Колина с надписью UCD, лежащее на одном из барных стульев. Толстовка, которую она считала собственной и надевала всегда, когда скучала по нему… Тара хотела бы надеть ее сейчас, но не могла: она ведь больше не принадлежала ему. Узел в животе затянулся еще сильнее, ее накрыла волна тошноты. В тот момент Тара отдала бы что угодно, только бы повернуть время вспять, вернуться к тому моменту, когда они с Колином потеряли друг друга. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он заключил ее в свои объятия.
Но чего хотел сам Колин?
Слезы катились по ее лицу, а Тара думала о мечте мужа стать отцом. Несбывшейся мечте. Он всегда хотел создать семью и все еще был молод и красив. Ему не составит труда найти другую. Возможно, та женщина, с которой он встречался в отеле, сделает его счастливым…
Как ни больно это признать, Колин нашел новый цветок, о котором будет заботиться, за которым будет ухаживать и который, возможно, принесет ему заслуженные плоды. Она знала, что он был бы лучшим отцом. Идеальным отцом! Таким, какого не было у него самого. Таким, каким он поклялся стать. Она знала, что, наверное, не переживет, если увидит его с другой женой и детьми. Сама же она оказалась эгоисткой: так увлеклась поиском своей судьбы, что ни разу не остановилась, чтобы подумать о Колине. Если на свете и есть мужчина, которому суждено стать отцом, то это, конечно, он.
Тара вспомнила старое высказывание: «Если любишь кого-то, отпусти. Вернется – значит, так должно быть». Она любила Колина, несмотря ни на что, желала ему счастья и была готова отпустить, если сама не может сделать его счастливым.
Колин заслужил счастье!
Она хотела бы быть той, кто сделает его счастливым, но, возможно, это ей неподвластно. И если она побежит к Колину сейчас, то будет вечно мучиться мыслями о Джеке.
Почему с ней случилась эта синхроничность? Почему вся ее жизнь обратилась в руины? Она не могла жить дальше, не найдя ответов на эти вопросы. И единственная возможность получить их – пойти на пирс. Тара знала, что не остановится. Ей нужно было поставить во всем этом точку.
Она вернулась в дом и посмотрела на соглашение о раздельном проживании. Подписывая документ сейчас, она могла расчувствоваться и, чего доброго, испортить макияж. Тара сунула его в сумочку и и посмотрела на часы.
14:01.
В ее распоряжении оставалось меньше часа, и она не могла позволить себе опоздать. Все шло к этому моменту, и даже если он не случится, она получит ответы, которые нужны, чтобы закрыть историю с Джеком.
Он все еще не ответил на ее сообщения, так что шансы увидеть его приближались к нулю. Но это не имело значения. Независимо от того, случится или нет свидание с Джеком, один пункт оставался неизменным.
Тару ждало свидание с судьбой.
Глава 38
Ссутулившись, в пижаме, Колин сидел на диване Рори с большой чашкой хлопьев. Именно этим он и занимался большую часть времени после расставания с Тарой. Его борода превратилась из стильной в жесткие неухоженные заросли, и он даже не пытался привести ее в порядок. Это было еще не дно, но уже что-то похожее. Он потерял любовь всей своей жизни и общий дом. Но что еще хуже – он потерял свое будущее с Тарой.
Конечно, его нынешнее положение было лишь временным, но за ним не просматривалось ничего.
Квартира Рори была, по сути, одним большим мужским логовом в виде мансарды с ретро-обложками «Плейбоя» на стенах. В гостиной имелся полностью укомплектованный бар и восьмидесятидюймовый телевизор, по которому можно было смотреть любой матч. Везде было безупречно чисто, но Колин подозревал, что если бы увидел комнату в ультрафиолетовом свете, то, наверное, ослеп бы. Не приходилось сомневаться,