Безумная ночь - Лиз Карлайл
Следующий рисунок загипнотизировал ее окончательно. На нем дама сидела верхом на любовнике, который лежал плашмя на кровати с руками за головой и с явным одобрением наблюдал, как она одной рукой ласкает сосок, а другой – промежность. На следующей странице джентльмен, широко расставив ноги, пил шампанское, в то время как его любовница стояла на коленях с его напряженным фаллосом во рту.
С каждым рисунком удивление Фредерики все возрастало, и, как ни стыдно было в этом признаться, она с нетерпением ждала возвращения мужа. Но как отнесется Бентли к тому, что она рассматривала такие рисунки? Книга, конечно, шокировала ее, но в то же время заставила почувствовать себя полной неумехой: как многого она еще не знает о том, как доставить удовольствие мужчине! Может, это должна была подсказать ей интуиция? Что, если она разочаровала мужа?
Фредерика медленно закрыла книгу. Ей предстояло о многом подумать. Пыльная старая тетрадь больше не вызывала у нес интереса. Собрав все книги, Фредерика засунула их поглубже в дальний угол шкафа в гардеробной, затем, переодевшись в самую красивую ночную сорочку, забралась под одеяло и стала ждать возвращения мужа.
Глава 18
Бентли порой думал, что свет не видывал более хладнокровного и непреклонного человека, чем его брат. Герцог Трейхорн, по-видимому, родился без единого порока, а с возрастом стал и вовсе святым. При этом он был трудолюбив, умен, великодушен и обладал множеством других качеств, которые у нормальных людей считались положительными, а Бентли действовали на нервы. Он все равно никогда не смог бы достичь такого же совершенства, так стоило ли стараться? Это умозаключение стало его девизом с раннего детства, причем такое отношение к жизни полностью поддерживал их отец.
Кем, похоже, даже не пытался что-то изменить в брате, понимая, что это бесполезно. Сам же Бентли в глубине души обижался на такое отношение к себе и, как следствие, злился. Кем, будучи старше брата на двенадцать лет, всегда казался Бентли взрослым, причем, как совершенно правильно сказала о нем Джоан, слишком высоконравственным. Иногда Бентли казалось, что после смерти матери Кем вообще перестал обращать на него внимание: в то время брат был слишком озабочен поисками богатой леди для женитьбы и способов приструнить их папашу.
Печальная правда заключалась в том, что и то и другое было необходимо, чтобы спасти семью от разорения. И все же иногда казалось, что Кем изо всех сил старается сохранить фасад семьи, не замечая глубоких трещин в ее фундаменте. Бентли нисколько не завидовал брату, нет, – просто был зол на него и чувствовал себя отверженным тем, кому следовало бы уделять ему хоть немного внимания. Ну вот, наконец-то он сформулировал эту мысль, подумал Бентли, медленно поднимаясь по лестнице, только выглядела эта формулировка так трогательно, словно была жалобой заблудившегося ребенка, и, конечно, он никогда не осмелится произнести это вслух. Он никогда не просил у Кема ни помощи, ни любви, ни внимания и, черт возьми, не собирался что-либо менять и сейчас. И все же скорое появление ребенка рождало в его голове странные мысли.
Ужин в тот вечер не задался. Кем был холоден и держался отчужденно, тогда как Хелен, словно для того, чтобы компенсировать отстраненность мужа, раздражала всех непомерным весельем. Ариана добрых полчаса рассказывала о письме своей подруги Генриетты, и от ее болтовни, которую Бентли с трудом терпел, ему захотелось кого-нибудь придушить. Даже приготовленная миссис Нафлз еда оказалась на редкость невкусной: мясо было жестким, как седельная кожа, а поданные на гарнир овощи переваренными до состояния каши.
Для Бентли единственная надежда спасти незадавшийся вечер заключалась в том, чтобы подняться наверх и заняться любовью с женой, и он молил Бога, чтобы Фредди достаточно хорошо себя чувствовала. Черт возьми, а ведь он действительно попал в зависимость от этого хрупкого существа, своей жены! С ней он мог забыть обо всем плохом и думать только о будущем.
Может, он поступает неправильно, выплескивая свои эмоции внутрь тела жены? А-а, не имеет значения, раз она его принимает. Он вообще не привык отказываться от того, что доставляло ему облегчение, удовольствие или приносило удовлетворение, пусть даже потом приходилось испытывать чувство вины. Ему повезло, что Фредди всегда откликалась с готовностью – более того, с нетерпением – на его вспышки страсти. Она оказалась поразительно чувственной. С самого начала ее страстность его восхищала, а невинность очаровывала.
Когда он вошел в комнату, Фредерика не спала. Бентли весело чмокнул ее в щеку, выпил глоточек бренди и опустился в кресло у камина, чтобы снять штиблеты. Немного сонная и очаровательно растрепанная, она выскользнула из-под одеяла, подошла к нему и, к его удивлению, опустившись на колени, принялась ему помогать.
– Как прошел ужин? – спросила она.
– Хуже некуда, – признался Бентли, избавившись от ботинка.
– Жаль, – сказала Фредерика, принимаясь за второй, потом с лукавой улыбкой спросила: – Может, я сумею заставить тебя забыть об этом?
Заинтригованный необычным звучанием ее голоса, Бентли приподнял бровь и вопросительно взглянул на нее. Он обладал немалым опытом общения с женщинами и разбирался в тонких нюансах подобного поведения, поэтому понимал, что Фредди что-то задумала. Ее волосы не были заплетены в косы, а ниспадали черным водопадом на плечи, как ему особенно нравилось, пухлые губки выглядели очень соблазнительно, а в глубине темно-карих глаз было что-то такое, отчего у него перехватило дыхание. Она сменила ночную сорочку на более изысканную, из тончайшего белого маркизета, который совершенно не скрывал ее грудь, за последние дни заметно пополневшую и потяжелевшую. Напряженные темные соски чуть приподнимали легкую ткань.
У Бентли пересохло во рту.
– Фредди, любимая, такая грудь может заставить мужчину забыть даже собственное имя.
Фредерика улыбнулась и одарила его обещающим взглядом, а окончательно потрясла, когда, постанывая от предвкушения, провела ладонями по внутренней стороне его бедер.
– Остановись, Фредди, – едва слышно прохрипел Бентли.
Но это не входило в ее планы. Наоборот, она наклонилась к нему так, что ворот ночной сорочки широко распахнулся, явив его взору тяжелые покачивающиеся груди. Тем временем ее руки скользнули выше, а подушечки больших пальцев принялись поглаживать промежность, отчего пенис Бентли словно зажил собственной жизнью. Казалось, кто-то засунул в его брюки двуствольный дуэльный
