Похвали меня - Сара Кейт
– Десять тысяч от мистера Кейда. Я слышу, одиннадцать тысяч?
Мое внимание привлекает движение в конце зала. Я щурюсь в свете прожектора и вижу, как Эмерсон поднимает руку. Пару напряженных секунд мы смотрим в глаза друг друга. Он должен победить. Но что, если мистер Кейд предложит больше? Пытаюсь скрыть панику, но я дрожу на своих каблуках здесь, наверху. Почему он сделал это со мной?
– Мистер Грант, одиннадцать тысяч, – кричит ведущий.
– Пятнадцать! – громко выкрикивает мужчина впереди.
– Двадцать, – отвечает Эмерсон.
Я едва могу пошевелиться. Мужчины ведут свой поединок, зал в напряжении следит за тем, как они постоянно повышают ставки. Когда мужчина в черном с самодовольной ухмылкой на лице выкрикивает «пятьдесят!», я готова расплакаться. Еще пара секунд, и я крикну им… Пусть прекратят торги. Я не стою таких денег. Я не верю, что они готовы платить за меня столько.
Я киваю головой в сторону Эмерсона, едва заметно, в надежде, что никто не обратит внимания. Мне страшно, что я могу разреветься, если он и в самом деле выложит более пятидесяти тысяч долларов всего за час со мной.
– Пожалуйста, не надо, – шепчу я, хотя меня никто не слышит.
Знаю: он может читать слова по моим губам. Эмерсон сжимает челюсти и сердито смотрит на меня.
Человек в черном оглядывается на Эмерсона, ожидая, когда тот сделает ставку. Я прикрываю ладонями щеки, молясь, чтобы это скорее закончилось. Я никто, даже близко не такая сексуальная, как Иден, и вполовину не такая красивая или интересная, как любая из остальных женщин, которые сюда пришли. Как он может так просто взять и выбросить деньги на ветер?
– Пятьдесят тысяч раз…
– Семьдесят пять, – говорит Эмерсон, глядя так, словно он зол на меня. Мои глаза похожи на блюдца, а я сама, должно быть, бледна, как привидение.
Мужчина в черном громко смеется.
– Ты стоишь каждого цента, дорогая, но я думаю, что мистер Грант хочет, чтобы ты принадлежала только ему.
Я все еще, приоткрыв рот, смотрю на Эмерсона, пытаясь уложить в голове эту сумму – семьдесят пять тысяч.
– Продана! – кричит аукционер. – За семьдесят пять тысяч долларов владельцу клуба Эмерсону Гранту!
Толпа взрывается аплодисментами, и я замечаю, как Иден, сидя у кого-то на коленях в глубине зала, с широкой улыбкой хлопает в ладоши.
Прежде чем я понимаю, что происходит, вижу, как Эмерсон шагает ко мне. Похоже, он скорее раздражен, чем воодушевлен своей победой. Он зол на меня? Я что-то сделала не так?
– Я… я… извини, – запинаюсь я, он же берет меня за руку, поднимает и перебрасывает через плечо. – Что вы делаете?
Зал реагирует хохотом и аплодисментами. Меня несут через весь зал, а моя голая, в следах укусов задница перекинута через плечо Эмерсона. Он останавливается, лишь когда мы исчезаем в коридоре справа. Это не коридор для вуайеристов, а тот, в котором мы были сегодня, где у нас был тот быстрый секс на кровати.
– Куда мы идем? – кричу я.
Здесь темно, но я слышу, как за нами закрывается дверь. Мы снова в тускло освещенной комнате с черной кроватью, которую я уже хорошо знаю. Мой желудок сжимается одновременно от волнения и страха.
– Я заплатил за час твоего времени, Шарлотта. – С этими словами он швыряет меня на постель и смотрит с плохо скрытым гневом. – Пришло время забрать мой выигрыш.
Его огромные руки сжимают мне лодыжки, и он рывком подтягивает меня к себе. Я издаю визг. Я не боюсь Эмерсона. Я ему доверяю, но сейчас… он явно не в себе. Зол на меня по причинам, которых я не понимаю. Не могу сказать, игра это или все по-настоящему.
– Напомни мне, Шарлотта, – спрашивает он, когда что-то мягкое обвивает мою правую лодыжку. Я пытаюсь отдернуть ногу, но понимаю, что это путы. Он привязывает меня к кровати. – Что ты там написала в списке наказаний?
– Я… я не… За что меня наказывать?
Он дергает меня за вторую ногу и наматывает на лодыжку еще одну легкую ленту. Мои ноги раздвинуты, сердце бешено колотится в груди.
– Что ты сказала сегодня утром про аукцион? Что будет, когда ты окажешься на сцене?
– Что?
Он несет какой-то вздор, и я не могу избавиться от нервозности. К тому же тот факт, что я привязана к кровати, и ожидание того, что произойдет, – все это затуманивает мне мозг. Эмерсон в ярости и ведет себя грубее, чем обычно. Это одновременно и возбуждает, и пугает, и мое тело не знает, как на это реагировать.
– Прикол, Шарлотта. Ты сказала, что будет прикол.
– Ааа… да.
Он проходит через всю комнату и открывает ящик. Я пытаюсь разглядеть, что он вынимает. Когда Эмерсон поворачивается ко мне, у него в пальцах полоска черного шелка.
– Ну и как, был там прикол, Шарлотта?
– Нет… – отвечаю я.
Он стоит у изножья кровати и смотрит на меня, нахмурившись, пропуская сквозь пальцы шелковую ленту.
– Сколько я заплатил за этот час с тобой?
– Эмерсон, вы не можете заплатить такие…
– Расслабься! – приказывает он.
– Я не понимаю.
Эмерсон приподнимает бровь и, склонив голову, смотрит на меня.
– Ты хочешь, чтобы я остановился, Шарлотта? Если ты боишься, я могу выйти за дверь прямо сейчас.
– Нет… – шепчу я.
– Ты мне доверяешь?
– Да.
– Тогда расслабься.
От холода его голоса у меня по спине пробегают мурашки, и я заставляю себя дышать. Я лежу, откинувшись на кровати, и смотрю в потолок. Эмерсон подходит к моей голове и, запустив руку мне за спину, возится с застежкой лифчика. Она расстегивается, и он стягивает его, освобождая мою грудь. Затем сводит мои запястья вместе и связывает их черным шелком.
Меня бьет легкая дрожь, но я изо всех сил стараюсь это скрыть. И теперь я понимаю: если Эмерсон зол на меня, он сделает что-то, чтобы меня наказать. И как ни странно, именно этого я и хочу.
Смотрю, как он возвращается к ящику и достает еще один кусок шелка.
– Мы не придумали стоп-слово, потому что оно нам пока не было нужно.
Стоп-слово? Мой желудок сжимается.
– Если ты захочешь, чтобы я остановился, просто скажи «пощади». Поняла?
– Да, сэр.
Я раз за разом
