Поглощенные туманом - Нана Рай
– Да, я – Вероника Исаева.
– Занятно, занятно. А что вы скажете о Паоле Росси? Вы считаете, она хотела умереть?
Мысленно Ника морщится от бестактного вопроса полицейского, но внешне не позволяет дрогнуть и мускулу на лице:
– Считаю, что она хотела жить больше, чем кто‑либо из нас.
«Гном» некоторое время молчит, видимо, решая для себя, принять во внимание ответ Ники или нет, а после, бодро развернувшись на пятках, пружинистой походкой спешит к выходу:
– Я буду держать вас в курсе, граф! До встречи.
Входная дверь, которая до этого нервно дергалась на ветру, захлопывается за полицейским, и в холле повисает нервная тишина.
Ника не выдерживает первая и подбегает к Стефано, заключая его в неловкие объятия. Мужчина не сопротивляется. Молча утыкается лицом в ее макушку и тихо стонет:
– Я до сих пор не верю, что она мертва.
– Я тоже.
Ника никогда не умела утешать. Нужные слова потерялись, забылись, и все, что она может делать, это гладить Стефано по спине, напевая детскую колыбельную. Тихая, ласковая мелодия, идущая прямо из сердца, на короткое время и правда успокаивает мужчину, но залатать рану на его душе не способно даже время.
– Мне так жаль, – шепчет она.
Стефано поднимает лицо, и Ника чувствует его горячие губы, прерывистое дыхание. Объятия сжимаются, и она сама не понимает, как целует мужчину, а он ее, и они отчаянно пытаются забыться друг в друге. Трель мобильного вырывает их из водоворота чувств. Ника отшатывается и оттягивает водолазку, будто ее раздели и сейчас она пытается прикрыть наготу. В это время Стефано раздраженно говорит по смартфону:
– Что? Опять? Пропустите, – отрывисто отвечает он и сбрасывает вызов. – Охрана позвонила. Снова пришли из полиции. Не понимаю, сколько можно уже мучить. Я и Джианна рассказали все, что знали.
В дверь стучат. Стефано резко открывает ее и тут же отступает назад. Его брови вопросительно взлетают вверх. В замок входит мужчина в синем пиджаке и серо‑голубых брюках. В отличие от «гнома», этот напоминает старого, повидавшего жизнь орла. Длинный крючковатый нос, высокие скулы и цепкий взгляд следователя. Седые волосы зализаны назад.
– Следователь Жанкарло Гуазини, – скупо представляется он. – Граф Карлини, я так понимаю? – Его голос похож на дребезжание старого автомобиля.
– Да. – Стефано напрягается и не задает лишних вопросов.
Ника ощущает, как воздух наполняется электричеством. Невольно она отходит в глубь зала, потому что интуитивно чувствует – сейчас она лишняя.
– Я веду дело об Итальянском Потрошителе. Могу я задать вам несколько вопросов в связи с произошедшим прошлой ночью убийством?
– Убийством? Кто‑то еще умер? – Стефано бледнеет, но больше ничем не выдает волнение.
– К сожалению. Последней жертвой убийцы стала Фрэнка Аттвуд. Думаю, вам знакомо это имя.
* * *
Ника складывает толстовку в багаж и со вздохом обводит взглядом опустевшую спальню. Творческий беспорядок, который царствовал здесь последние недели, исчез. И теперь комната выглядит как сирота. Только изумрудное платье, подарившее ей чудесную ночь, висит на стуле.
Завтра похороны, а после Ника может ехать домой. Работа сделана. Фотографии аккуратными стопками сложены на столе, только принять их некому.
Джианна напилась до беспамятства вместе с Люсой, Анджело исчез, а Стефано закрылся в комнате. Он отказался говорить со следователем без адвоката. Жанкарло Гуазини молча поджал губы и ушел, пообещав назначить встречу в отделении.
На вопрос Ники «почему?» Стефано коротко ответил, что у него нет алиби. В день убийства он уехал на кабриолете бесцельно ездить по городам, лишь бы выкинуть из головы нелепую ссору с Никой. У Анджело был выходной. И именно последний пункт не давал Нике покоя.
Полиция не упустит возможность повесить вину на Стефано, ведь эта история тесно связана с их семьей на протяжении ста лет. А недавний скандал с Фрэнкой Аттвуд только разогреет аппетит.
Ника мысленно видит Дино, который пишет злободневную статью о смерти фотомодели. И морщится, отказываясь представлять красивое лицо Фрэнки без глаз.
Ника захлопывает чемодан и ставит рядом со вторым, куда сложила оборудование. Все кончено. Она честно заработала деньги и теперь может вернуться домой. К маме. Остальное ее не касается.
Не касаются путешествия во времени. Не касается нелепая и мерзкая смерть Паолы. Не касаются потухшие глаза Стефано. А ее сердце вовсе не дергается от боли при мысли, что завтра после похорон она уедет, даже если он будет против.
Все должно было сложиться иначе, но примирение с Италией не удалось. И, видимо, не стоит больше пытаться.
Ника безучастно смотрит на часы. Замок давно погрузился в неспокойный сон. Тихо, как в могиле. Эта мысль срывает Нику с места, швыряет к двери, и уже через пять минут она поспешно спускается на второй этаж по знакомым ступеням, сквозь комнаты, пока не врывается в полутемное помещение библиотеки.
Лишь теперь Ника вспоминает об осторожности и оглядывается. Но блеклый свет не высвечивает ни единого движения, до нее не доносится ни один звук. Темные углы мертвы, в них нет копошения. И только после этого Ника продолжает медленно идти к дальней стене.
Прошлое не просто так решило ей открыться. Если она увидела его, значит, на то должна быть причина. Возможно, Ника должна найти убийцу, чтобы еще через сто лет ритуальные убийства не повторились.
Знакомые рельефные колонны вырисовываются перед ней, и на мгновение Ника замирает, вспоминая, что на этом самом месте Франческа Росси застрелилась, когда узнала правду о муже.
Ника делает резкий вдох и с силой надавливает на среднюю колонну. Та с тихим шумом уходит в глубь стены, и каменная кладка исчезает, отъезжая в сторону. Перед ней зияет черный проход, уходящий вниз.
Ника включает мобильный фонарик и, следуя за крохотным лучом, спускается по неровным ступеням, пока не оказывается в затхлой комнате.
Ее встречает угольная тьма. Луч выкрадывает стол, на нем длинная свеча, рядом валяется зажигалка. Дрожащими пальцами Ника поджигает уже горевший фитиль, но робкий огонек свечи плохо борется с темнотой. Однако тусклого света достаточно, чтобы разглядеть знакомые колбы. Достаточно, чтобы увидеть законсервированные глаза жертв. Один, два, три… одиннадцать, двенадцать, тринадцать.
Тринадцать ниш заполнены до конца. Тринадцать жизней загублены Итальянским Потрошителем, который воскрес спустя сто лет.
Из последней ниши на Нику смотрят небесные глаза, которые еще совсем недавно презрительно щурились из‑под густо накрашенных ресниц. Свеча выпадает из рук и гаснет, как погасли украденные жизни.
Ника больше не в состоянии выносить это бремя и, карабкаясь, бросается вверх по лестнице.
Прочь, прочь, пока сердце не выпрыгнуло из груди. Хватит.
