Бывшие. Соври, что любишь (СИ) - Черничная Даша
— Аккуратнее, — киваю ему.
Провоцируешь меня, да, мальчик? Понимаю. Мне бы тоже было не по себе в новой стране, новой школе, да еще и с новыми людьми.
У тебя там наверняка осталась вся жизнь и люди, которые стали тебе дороги.
— Узнаем цели и ценность человеческой жизни, семьи и семейных отношений…
В классе начинает громко играть мелодия. Какой-то рэп на английском.
— Еxcuse me, — абсолютно неискренне улыбается Глеб.
— Глеб, выключи, пожалуйста звук на телефоне, — прошу его мягко. — В школе у нас не принято оставлять звук включенным на уроках.
— Ага. Щас сделаю, — выключает, снова смотрит на меня.
А я продолжаю, хотя уже знаю, что будет дальше. Дальше он будет продолжать меня провоцировать, пока я не выгоню его или не разорусь. Он хочет конфликта. Что ж… он его не получит.
— Также мы обсудим роль школы в вашей жизни…
Сын Максима садится полубоком и складывает ноги на стол. Мысленно выдыхаю.
— Глеб, опусти пожалуйста, ноги на пол. У нас в школе не положено сидеть в такой позе.
— М-да? А в Америке нам разрешали.
Сомневаюсь…
— Хорошо, что мы больше не в Америке, правда?
— Да как сказать…
— Глеб, нужно опустить ноги.
— А если я не хочу? — дергает бровью и спрашивает с вызовом.
С детьми непросто. Позволишь вольность — сядут на голову. Перегнешь палку — будут ненавидеть всю оставшуюся жизнь и еще больше вредничать.
Неожиданно за меня вступается Люда, девочка, с которой сидит Лешка:
— У нас, у русских, есть примета для тех, кто кладет ноги на стол, — говорит по-деловому.
— Какая? — хмыкает Глеб.
Вместо Люды отвечает Лешка, при этом глядя на Глеба с оскалом:
— Если положить ноги на стол, то в доме в скором времени может появиться покойник.
Улыбка сходит с лица Глеба. Он опускает ноги и придвигает к себе учебник, прячется за него, а я бросаю взгляд на сына и Люду, которые улыбаются мне.
Заканчиваю урок спокойно, больше никто не мешает, не провоцирует меня. Глеб молчит.
После звонка я говорю:
— Ребята, всем спасибо за урок. Глеб Никонов, я попрошу тебя задержаться на минуту.
Мальчик закатывает глаза, но идет ко мне, садится напротив, на первую парту.
— Глеб, я хотела сказать, что мне неприятно видеть такое отношение к себе на уроках. Я тебя ничем не оскорбила, не обидела, чтобы ты саботировал мой урок таким поведением.
Он опускает глаза, а я продолжаю дальше спокойно:
— Я понимаю, что тебе нелегко. Все новое: место, люди, ты думаешь, что все настроены по отношению к тебе с негативом, но это не так. Мы всегда готовы прийти на помощь…
— Ага, особенно англичанка, — мальчик закатывает глаза, а я, не сдержавшись, прыскаю.
— Марта Леонидовна уже сорок лет преподает английский, просто прими как данность, что ей сложно противостоять.
Да, это специфическая дама. У Лешки тоже проблемы с ней, да и не только у него, еще у половины школы. Также она бегает ко мне каждую неделю, рассказывая, какой у меня сын лоботряс, что, конечно, не так.
— Ладно, Марту Леонидовну не берем в нашу команду, — киваю с улыбкой. — Но как минимум два человека на твоей стороне — Ольга Михайловна и я.
— Вы мама Леши, — произносит Глеб неуверенно.
— Мама Леши я дома, а тут я ваш учитель, который относится ко всем одинаково.
Молчит.
— Мы поняли друг друга, Глеб? — снова добавляю мягкости в голос.
— Поняли, — Глеб не смотрит на меня.
— Я рада. А теперь беги на следующий урок.
Мальчик уходит, а я продолжаю вести уроки, думая, как же все прекрасно решилось. Мы нашли общий язык и поговорили.
Когда звонит последний звонок, ко мне подходит взволнованная Оля.
— Уль, пошли к директору.
— Что-то случилось? — хмурюсь.
— В смысле?! Я посмотрела видео, где Никонов хамит тебе весь урок! Сергеевна вызвала Максима Аристарховича в школу. Ну и тебя в качестве пострадавшей зовет.
— Что? Откуда вы узнали? — ахаю я.
— Я ж говорю — видео ходит по школе.
Видимо, кто-то из ребят заснял мой урок.
— Черт! Мы же с Глебом разобрались во всем!
Спешим к кабинету Анны Сергеевны. По дороге Оля отвлекается на звонок и говорит, что подойдет через минуту, а я сталкиваюсь в коридоре с Максимом.
Тот зол. Гневно окидывает меня пристальным взглядом, хватает за предплечье и притягивает к себе, обдавая запахом своего парфюма:
— Что, мстить через сына мне решила?
Глава 7
Ульяна
— Ты в своем уме? — выдергиваю руку из хватки Максима. — Как ты вообще мог подумать?..
— Не стремно тебе к пацану цепляться, а, Ульяна Романовна? — Максим каменеет от злости, глаза мечут молнии ненависти.
Вот только при чем тут я?
— Я даже подумать не мог, что ты так грязно будешь мне мстить, — выдает, наконец.
— Я? Мстить? — поднимаю брови.
Это ж надо было такое придумать! Где там моя старая добрая стерва?
— Максим Аристархович, кто вы такой, чтобы вам мстить? — расправляю плечи. — Я и не вспоминала о вас все эти годы, о какой мести вы говорите?
Стараюсь говорить холодно, взглядом даю понять, что мне безразлично.
Это все круто, жаль, на деле я вспоминала Никонова едва ли не каждый день. А как возможно иное, когда ежедневно у тебя перед глазами маленькая копия мужчины, которого когда-то любила всем сердцем?
Максим отходит от меня на шаг, смотрит внимательно, пытаясь понять, вру я или нет.
Распахивается дверь, выходит Анна Сергеевна, окидывает нас хмурым взглядом. Видимо, мы выглядим не совсем спокойно, и ей это не нравится.
— Добрый день, Максим Аристархович. Ульяна Романовна, проходите.
Заходим внутрь. Тут уже сидит Глеб. Демонстративно отворачивается от меня.
Ясно, значит, виноватой во всем буду я.
Максим садится рядом с сыном, а подошедшая Ольга — рядом со мной.
— Итак, — начинает директриса, — у нас снова возникли сложности.
Она поджимает губы и постукивает ручкой по столу. Никонов колко смотрит на меня…
Выдыхаю и не даю директору сказать и слова.
— Анна Сергеевна, я сразу хочу обозначить, что конфликт исчерпан. Повода для сбора и обсуждения поведения Глеба нет.
Глеб смотрит на меня недоверчиво, Максим хмурится.
— Но позвольте, Ульяна Романовна! До меня дошло очень нелицеприятное видео, на котором ученик ведет себя неуважительно по отношению к вам. Видео, я попрошу заметить, разошлось по всей школе! — директриса кипит.
— Анна Сергеевна, это две разные проблемы, которые не имеют между собой ничего общего, — отстаиваю свою точку зрения. — Вопрос о телефонах на уроке уже поднимался неоднократно, но, опять же, обсуждать сейчас его при Максиме Аристарховиче и Глебе нет никакого смысла, он не имеет к ним отношения.
Директриса снимает очки и с шумом выдыхает.
— Как директор школы, я не могу игнорировать эту ситуацию, — бросает взгляд на Максима. — Был звоночек? Был. Значит, и школа должна применить соответствующие санкции к нарушителю. Иначе никак. А то потом начнется вседозволенность, и мы скатимся в хаос.
Я понимаю ее. Она хочет переложить ответственность на родителей и сказать: посмотрите, какой у вас сложный сын.
— О каких санкциях идет речь? — вступает Максим и переводит взгляд на меня: — Ульяна Романовна, я правильно понял, что претензий к моему ребенку у вас нет? Если так, тогда я не вижу смысла в наказаниях.
Максим — обычный любящий отец, который будет заступаться за своего ребенка, это нормально. Больно ли мне оттого, что он так никогда не будет вступаться за Лешку? Очень…
Вижу боковым зрением, как Анна Сергеевна готова снова возмутиться. Такая трактовка произошедшего ей не по душе, поэтому я перебиваю ее.
— Послушайте, на самом деле, ситуация яйца выеденного не стоит. Со стороны Глеба был небольшой протест, что, я хочу заметить, вполне нормально для ситуации, в которой он оказался. Мы с Глебом поговорили один на один и разобрались во всем. Да, Глеб? — спрашиваю мягко.
