Брак по расчету - Фелиция Кингсли
В мыслях пронеслись тысячи драматических сценариев, и я объездил весь лес в надежде отыскать Джемму.
Ничего.
Приехал в Эйвон-хаус, но и там ни следа.
Я уже собирался вернуться в лес, когда услышал взрыв раздражающе знакомого смеха: Уиллоуби.
Открываю дверь и вижу там Картера с Уэндсвортом и Браном, или, как я их называю, с левым болваном и правым болваном. А сам мерзавец, конечно же, посередине.
Он смотрит на меня с широкой улыбкой:
– Эгей, Паркер! Уже поймал лису?
– Где Джемма? – спрашиваю я напрямик. В последний раз я видел ее с ним, готов поклясться.
– Очевидно, не с тобой, – отвечает он со своим обычным бесстыдством. – Садись с нами, Паркер. Вон свободный стул, Уэндсворт сдвигает колоду. Покер.
– Я не играю на деньги. Мне нет нужды вытрясать их из кого-то.
– Что так? Боишься проиграть? – бросает мне вызов Уиллоуби.
После такого вопроса ни один мужчина не может отступить.
Молча я дохожу до зеленого стола, с громким скрипом отодвигаю стул и сажусь.
– Я сдаю.
Картер бросает заговорщицкий взгляд на своих приспешников, а затем небрежно замечает:
– Так ты теперь счастливый муженек.
– Не думаю, что ошибусь, сказав, что это не твое дело.
Он смотрит свои карты, продолжая с невозмутимым видом меня провоцировать:
– Ну, возможно, и не мое, но, похоже, Джемма считает иначе.
– Советую тебе держаться от нее подальше, – сквозь зубы говорю я.
– А если нет, то что ты мне сделаешь, Паркер? – Потом он пододвигается ко мне и шепчет: – Ничего, как и во все предыдущие разы. – И с удовлетворенным видом возвращается на свое место.
Все верно, я всегда все спускал ему с рук, потому что считал себя выше любой мести по отношению к нему.
– Ты не такая важная птица, чтобы тратить на тебя силы, Уиллоуби.
Он продолжает лучиться нахальством.
– Что слова, подтверди деньгами. Ты будешь ставить или нет?
– Ставлю, – говорю я, передвигая стопку фишек через стол. – Три тысячи.
Уэндсворт и Бран понимают, что момент неудачный и что это только наше с Картером дело, поэтому сбрасывают карты и выходят из игры.
Этот мерзавец тоже толкает фишки в центр стола:
– Три тысячи и поднимаю на три.
Нечего было и ждать от него чего-то другого.
– Десять.
Не люблю делать необдуманные ставки, но у меня хорошие карты, что успокаивает, и, надеюсь, что хотя бы в этот раз удача будет не на его стороне.
– Знаешь что? Так можно продолжать до бесконечности. Поставим что-нибудь поаппетитнее, – снова бросает вызов он.
– А ты совсем на мели, а, Уиллоуби?
– Мне просто нужен какой-то стимул посильнее. Поставь что-нибудь, что тебе дорого, что-то, в чем ты узнаешь себя. То, что бы ты не стал подвергать опасности. – Тон Уиллоуби раздражает.
– У меня довольно длинный список, но что касается тебя, то ты беспокоишься только о себе самом, а я бы не хотел получить тебя в качестве приза, даже будь ты отлит из золота.
– Ты же на своем «ягуаре» приехал? – кивает он в окно.
– Да.
– Красавец. Родстер пятьдесят шестого года, двести тринадцать лошадиных сил. Видная машина, и двигатель хороший, гоночная версия. Для ценителей, – загадочно замечает он.
– Не для тебя, – отрезаю я в ответ на его неприятные намеки.
– Не скажи. – А потом он смотрит мне прямо в глаза: – Ставишь?
Все между строк, нужно только уметь читать: хватит ли у меня смелости рискнуть тем, что мне дорого, чем-то уникальным? Да, говорим мы о «ягуаре», но подтекст ясен: он имеет в виду и Джемму тоже.
Да, если бы я женился по любви, то не мешкал бы. Но действительно ли я этого хочу? И как я буду выглядеть, если отступлю? Будто позволю Уиллоуби публично выставить себя дураком.
А если соглашусь, покажу, что не боюсь сыграть на то, что мне дорого, но тогда я рискую потерять «ягуар», а при виде Уиллоуби за рулем могу получить моментальный сердечный приступ.
– На самом деле ничего удивительного, если отступишь – ты так уже делал, – выплевывает он новую порцию яда.
Чтобы просить у меня «ягуар», Уиллоуби должен как минимум поставить нечто столь же ценное: или у него отличные карты, или он блефует.
Кажется, он уверен, что я спасую, и в этом случае он выиграет и банк (в котором сейчас двадцать пять тысяч фунтов), и «ягуар».
Не говоря уже о моем унижении. Я знаю, как он любит забирать то, что было моим.
Достаю из кармана ключи и бросаю на стол:
– Показывай карты.
– Одна пятерка, одна шестерка, еще семерка, восьмерка, непарная девятка. У него всего лишь стрит, чертов стрит.
Я поднимаюсь на ноги и бросаю на стол свои карты:
– Фулл-хаус. – И с торжествующим видом забираю ключи.
Именно в этот момент я вижу Джемму, хромающую к двери. Глаза у нее опухли, будто она плакала.
– Мы едем домой?
– Да. – Подхожу к ней и беру ее на руки. Пакет со льдом падает на пол. – Едем домой. – И, прежде чем уйти, бросаю последний взгляд на Уиллоуби: – Деньги можешь оставить себе.
Джемма выглядит расстроенной. Краем глаза я вижу, как она странно-сдержанно, почти неподвижно сидит рядом, опустив взгляд, и время от времени шмыгает носом.
Часть меня уже выбросила из головы этот вопрос, отнеся ее страдальческий вид к боли от падения, а другая часть чувствует, что здесь замешан Уиллоуби, но спрашивать я не хочу. Не думаю, что ответ мне понравится.
Все, что мне удается сказать, так это безэмоциональное:
– Держи у колена лед, а то болеть не перестанет.
Она делает, как я говорю, без возражений.
Через пару минут она задает вопрос, который меня почти шокирует:
– Ты на меня злишься?
Кроме самого вопроса, меня удивляет ее кроткий тон, настолько, что я неожиданно для себя ее утешаю:
– Нет. В этот раз я на тебя не сержусь.
– Я не должна была сходить с маршрута. И должна была одеться, как все. Если бы не эти дурацкие сапоги, ничего бы не случилось.
– Ты опытная наездница и можешь скакать верхом в любых сапогах.
Еще через пару мгновений она застает меня врасплох новым вопросом:
– Почему вы с Картером не ладите?
– Не ладим – это явное преуменьшение. Я едва могу находиться с ним в одной комнате. Кажется, пришло время перестать молчать на эту тему и рассказать тебе всю историю, чтобы ты раз и навсегда поняла, что это за человек. – Я замечаю, что она внимательно слушает, перестала смотреть в окно и повернулась ко мне. И продолжаю: – Когда-то в колледже мы хорошо общались, во времена учебы в Итоне.
Он был симпатичным негодяем, невероятно хитрым, но мы с ним и Харрингом
