Багровая река - Девни Перри

Была причина, по которой Вэнс так часто менял тему разговора. Была причина, по которой избегал разговоров о своей работе или семье.

Он не хотел, чтобы я знала.

Я не была его девушкой.

Я была просто его отдушиной.

Почему в отношениях я всегда была тем человеком, который заходил слишком далеко? Который слишком сильно заботился? Который забывал правила?

Который позволял своему сердцу руководить собой?

Я не жалела ни об одной минуте, проведённой с ним. Может быть, буду жалеть, когда он уедет. А пока, если ему нужно укрытие, я буду этим убежищем. Поэтому я расправила плечи, подавила любопытство и вернулась к стойке, чтобы улыбаться и обслуживать своих клиентов.

Вэнс зашёл около четырёх, как обычно одетый в штаны Carhartt и термокофту под толстой фланелевой курткой. Шапка и перчатки были засунуты в карманы.

Какую одежду он носил летом? Во время своего следующего похода к парикмахеру, как коротко он подстриг бы волосы? Помимо того, что он трахал женщину до потери сознания, чем он увлекался?

Какая стрельба?

Вопросов я не задавала.

— Привет, Блу.

— Привет.

Все ли его любовницы получали прозвища? Или только я?

—Ты говорил с Уинн?

Он вздохнул: — Да. Я не удивлён. Так будет лучше.

— Как все прошло? Нашел что-нибудь?

— Было холодно. И нет.

Нет. Раньше он говорил Ещё нет.

Я проглотила свое разочарование.

— Кофе?

— Да, было бы здорово.

— Секунду.

— Спасибо.

Он опустил подбородок, затем повернулся, направляясь к своему обычному месту.

Этот стул принадлежал ему. Стол тоже, но в основном этот стул. До конца своих дней я не смогу смотреть в тот угол и не думать о Вэнсе.

Будет ли он тоже помнить меня?

Из всех вопросов, вертевшихся у меня в голове, этот пугал меня больше всего. Поэтому, вместо того чтобы гадать, я налила кофе в чашку. Положила на тарелку шоколадный круассан.

И пока я относила их Вэнсу, напомнила себе одну простую истину: он скоро уедет.

16. ВЭНС

Я был не из тех, кто терялся. Север, юг, восток, запад — мой внутренний компас всегда указывал верное направление.

Но, черт возьми, в Монтане я мог бы потеряться безвозвратно.

Я стоял на вершине скалистого выступа, и открывшийся вид был восхитителен. Вдалеке простирался горный хребет Индиго. Между нами лежали предгорья, окрашенные зеленью и золотом. Снег покрывал верхушки деревьев сверкающей белизной. В нескольких километрах отсюда река извивалась по долине, прорезая ландшафт своим извилистым путем.

Я вдохнул холодный, свежий воздух, удерживая его до тех пор, пока не защипало легкие. Пока он не разогнал последние сомнения.

Вот и всё.

Последний день.

Под ногами хрустела снежная корка толщиной в десять сантметров, покрывающая опавшие иглы и листья. Это был не тот снег, что выпал на прошлых выходных. Этот останется. Даже если в городе потеплеет, здесь, в горах, температура почти не изменится. Снег, выпавший ночью, останется до весны.

Скрывать своё присутствие больше не получится. Я не смогу замести следы. Если бы Кормак был где-то здесь, он, вероятно, узнал бы обо мне задолго до того, как я узнал о нем.

И если быть честным с самим собой, то, вероятно, искать было нечего. Вероятно, и весь прошедший месяц тоже был потрачен впустую.

Я успел исследовать лишь крошечную часть этих гор. Территория такая обширная, такая дикая, что даже год поиска ничего не дал бы. Нужно признать правду.

Он победил. Кормак одерживал верх надо мной снова и снова.

Это раздражало. Бесило до чертиков. Кожа моих перчаток заскрипела, когда я сжал кулаки. Признавать поражение — не в моём характере. Но, твою мать, он выиграл.

Внутри бурлила странная смесь эмоций: ярость от одной лишь мысли о Кормаке и ощущение покоя, которое дарила эта величественная панорама Монтаны. В конце концов, злость пересилила.

— Чтоб ты провалился, Кормак! — слова растворились в порыве ветра.

Вместе с ними исчезли справедливость. Решимость. Надежда.

Это было, блять, несправедливо.

Он победил.

— Прости, Нора. Проклятье, простите, девочки.

Горло сжалось, стоило вспомнить их светлые лица. О жизнях, которых они заслуживали. Их отец, их плоть и кровь, лишил их всего.

— Да чтоб тебя, Кормак! — мой крик отразился от утёсов за спиной и эхом разнёсся в пустоте.

Боль в груди была невыносимой.

Простите.

Я зажмурился, неудача так тяжело легла на мои плечи, что я упал на колени.

Прости, Лайла.

Как я должен был сказать ей, что сдаюсь? Как я мог разрушить её надежды?

Как должен был попрощаться?

Я переместился, садясь на снег, и оперся предплечьями на колени. Снег подо мной начал таять, пропитывая ткань штанов, но я не двигался. Мой взгляд оставался прикованным к горизонту, к тишине. К покою.

Когда-то это было моей мечтой — проводить дни в горах одному.

Когда мне стало так одиноко? Когда стало так... холодно?

Лучшим днем, который я провел в этих горах, был тот, когда я привел Лайлу к водопаду. В тот день я вспомнил, как здорово, что кто-то еще идет по тропе с тобой.

Когда-то таким спутником был Кормак. Мы провели бесчисленное количество часов вместе, болтая ни о чём и обо всём сразу.

Боже, как я скучал по своему другу. Как ненавидел себя за эту тоску. Его отсутствие оставило во мне рваную дыру.

Что будет, когда я покину Куинси? Какую часть себя я оставлю здесь с Лайлой?

Я вздохнул и склонил голову.

Прошедшая неделя была одновременно невероятной и мучительной. В ночной тишине мы держались друг за друга, дорожа каждой минутой. Каждым касанием. Если мы были вдвоём, я был внутри неё.

Лайла Иден.

Моя Блу.

Неожиданность всей моей жизни.

Я коротко рассмеялся. Этот сукин сын, Кормак. Если бы не он, я бы никогда её не встретил. Я ненавидел его за то, что он с ней