Сила ненависти - Тери Нова
Я видел множество взглядов, направленных на мою невесту в этот вечер, и не мог винить никого из тех мужчин, но то, как напряглись плечи Оливии при появлении Смитстоуна, заставило меня выйти из оцепенения и пойти прямо к ней. Голос ее дрожал, но был не лишен стойкости, что всколыхнуло в моей груди необъяснимую волну гордости. Однако тревожное ощущение чего-то невысказанного витало в воздухе, когда скользкие глаза этого говнюка исследовали каждый дюйм тела моей будущей жены. И мне это ни капли не нравилось, как и ей, судя по всему.
Пришлось прервать беседу, разумеется, не потому, что мне внезапно в подробностях предстал образ того, как я сворачиваю шею Смитстоуну, заставляя его навсегда отвернуться и закрыть свои чертовы глаза, а только для того, чтобы Оливия не чувствовала дискомфорта. Это я продолжал повторять себе, ведя ее к танцполу, и то же самое проговаривал как мантру, пока мы танцевали так близко, что ее дыхание несколько раз перехватывало.
Таблетки, что я принял, заставляли меня испытывать странную нервозность под ее пристальным взглядом. Поэтому выкрутил свою тревожность и подозрительность на максимум, пытаясь прочитать, что крылось под кожей Оливии в момент, когда Росс застиг ее врасплох. Я не хотел быть придурком и давить, но слышал об этом человеке много разного, поэтому даже когда она продолжала отшучиваться, червь сомнения все еще прогрызал себе путь через мой возбужденный мозг. Я всматривался в лицо принцессы Аттвуд, гадая, что в его появлении так ее напугало и не перешел ли он черту, ведь если это так, то ему лучше самолично лишить себя жизни, ибо я не из терпеливых.
На мои вопросы упрямая девушка не отвечала, и к концу нашего танца я так накрутил себя, что чуть не позабыл про то, ради чего пролетел через половину страны и вернулся обратно. Добило меня то, каким сделалось лицо Оливии, как только я вытащил из кармана украденное когда-то кольцо. Мне хотелось узнать его историю, спросить, кому оно принадлежало и почему она так трепетно хранила память о нем все эти годы. Но я снова поймал себя на том, что неотрывно смотрю на ее лицо, желая смахнуть крупные слезы, выступившие на прекрасных голубых глазах. Что я и сделал.
Не стоило пить эти таблетки: я окончательно слетел с рельс, чувствуя столько эмоций разом, все, от необъятной злости, разрывающей кожу и ломающей кости, до смятения и желания утешить девушку, которая была лишь средством на пути к достижению моей цели.
Отступил на шаг, потом еще один, и так, пока не оказался в самой дальней части сада, где среди десятка старинных надгробий неуместно смотрелись два относительно свежих. Насколько нужно рехнуться, чтобы выкапывать могилы на заднем дворе собственного дома, а потом годами смотреть в окно и видеть постоянное напоминание о том, что кто-то дорогой навсегда ушел.
– Святые угодники, что это? – Я поперхнулся своим косяком и обернулся, уставившись в огромные распахнутые глаза Оливии. – Это… Это…
– Что ты тут делаешь? – спросил, все еще застигнутый врасплох. Я оставил ее одну посреди танцпола, чтобы немного проветрить голову и собраться с мыслями, и вот она снова пошла следом, как в старые добрые.
– Ты не можешь задавать вопросы, когда не отвечаешь на мои. – Нахмурившись, она скрестила руки на своей небольшой груди, от чего та приподнялась, сделавшись немного пышнее.
– Это могилы, – сказал я то, что и так было понятно.
– Это я и так вижу, умник. Почему они здесь? – Она требовала ответа, осуждающе переводя глаза с меня на надгробия. Будто это я установил их как элемент декора.
Когда я не ответил, она обернулась в сторону вечеринки, проверяя что-то, а потом снова вернула взгляд на меня. Задавать бесконечное количество вопросов – та особенность, что не прошла у нее с годами. Как и настырное умение появляться там, где я скрывался, отчаянно желая побыть один.
– Традиция семьи Каллаханов, – звучало прискорбно. В других семьях были традиции посещать музей каждый третий вторник месяца или печь вафли по воскресеньям, наши же выходили за рамки привычного.
– И вы не боитесь, что… – она прочистила горло, – ну не знаю, может быть, посреди ночи все эти мертвецы будут расхаживать по вашему дому, – Оливия неопределенно обвела окружающую обстановку рукой, краснея, затем фыркнула и хлопнула себя по лбу, чуть тише добавив: – Идиотка.
За годы учебы в Гарварде я наслушался историй о призраках, обитающих в коридорах университета и здании общежития Лоуэлл-Холл. Однажды мой сокурсник так напился, что до конца обучения рассказывал, как встретил Эми Лоуэлл, выходящую из своего портрета с сигарой в руке. Стоило ей, по его словам, выдохнуть ему в лицо тонкую струйку дыма, как он побежал оттуда, сверкая пятками.
– Я предпочитаю верить, что от живых больше вреда, чем от мертвых, – усмехнулся я.
Оливия обошла меня, бросив косой взгляд на сигарету, зажатую меж моих пальцев, и остановилась перед могилами мамы и Дэмиена. Судорожный вздох сорвался с ее пухлых губ, стоило ей понять, на чьи именно надгробия она смотрит. Не уверен, что они с Дэмом были хоть сколько-нибудь знакомы, и она наверняка не слышала историю нашей семьи с самого начала.
– Вирджиния, красивое имя, – тихонько произнесла, как будто разговаривая не со мной. – Что с ней случилось? – с простотой, присущей любопытному ребенку, спросила Оливия.
– Земное притяжение, – сухо выплюнул я, борясь с обидой, вызванной детскими воспоминаниями. Оливия непонимающе выгнула светлую бровь. – Она выпрыгнула из окна.
– Боже. – Ее ладони взлетели ко рту. – Мне жаль. – Она обернулась, и я удивился, сколько же жидкости за один вечер могут излить эти сияющие глаза. Но также от меня не ускользнуло то, что она не спросила, как умер Дэмиен. Она знала. – Ты скучаешь по ним?
– Каждый день. – Я не лгал, и тяжелый ком снова образовался в горле, как и всякий раз, стоило мне подумать о моей ушедшей семье.
– Мне жаль, – повторила, подходя и присаживаясь между могилами. Тонкие пальцы скользнули по холодному камню надгробной плиты, под которой покоилась моя мать, а потом переместились на первую букву имени Дэма. – Забавно, – улыбнулась она, обводя буквы кончиком пальца. – Дэмиен и Доминик. Ты знал, что твое имя
