Любовь прямо по курсу - Триш Доллер
Глава 24
Шумливая и необузданная, ноги ее не живут в доме ее[15]
Густавия – красивая деревенька с опрятными домиками и чистыми улочками, а пляж, у которого мы встали на якорь, усеян ракушками. Мы пробираемся сквозь новогоднюю толпу, Кин мрачен, и я жду, что мы вот-вот столкнемся с его прошлым.
Так и происходит.
– Салливан? – Седеющий мужчина встает из-за стола, за которым сидят юные моряки из новогодней регаты в одинаковых красных рубашках.
Он пожимает руку Кину, и массивные золотые часы вспыхивают на солнце.
– Боже, до чего же я рад тебя видеть, парень! Не знал, что ты в городе. Ты участвовал в гонке?
Мужчина отвернулся, чтобы стряхнуть пепел с сигары, и не заметил, как Кин сжал челюсти.
– Нет. Мы утром приплыли из Йост-ван-Дейка.
– Молодец, парень! – Мужчина сунул сигару в рот. – Мы победили, пойдем, отметим.
Кин смущенно смотрит на меня.
Мне не нравится Сен-Бартелеми. Гавань и прибрежные воды набиты яхтами класса люкс, принадлежащими русским миллиардерам, американским политикам и рэп-магнатам, и я чувствую себя здесь не в своей тарелке, совсем как за обеденным столом Барбары Брейтуэйт. Не понимаю, хочет ли Кин уйти или ждет от меня разрешения остаться. Как бы там ни было, я ему не начальник.
– Почему бы и нет? – Я пожимаю плечами.
Спустя несколько бокалов с тай-пуншем – крепким и ужасным на вкус – меня знакомят с Джексоном Кемпом, основателем самой крупной американской компании по переработке мусора и владельцем судна, на котором Кин ходил пять лет назад. Именно его отказ заставил Кина напиться в Нассау.
– Отлично выглядишь, парень! – Джексон хлопает его по плечу. – Изготовление протезов серьезно продвинулось в наши дни. Они почти так же хороши, как настоящие конечности.
Меня передергивает от его снисходительного «парень» в адрес Кина. Мне не нравится этот мужчина и его развязный тон.
– Жаль, что пока невозможно заменить бесчувственных придурков, – бормочу я вроде бы в свой бокал, однако достаточно громко, чтобы услышал Джексон Кемп.
Кин уставился на меня так, словно впервые видит. Джексон округлил глаза и разразился громким смехом.
– Наверное, я это заслужил.
– Наверное.
– Слушайте, сегодня на моей вилле будет вечеринка. Вы просто обязаны быть там. – Он переводит взгляд с меня на Кина и обратно.
Видимо, это нечто вроде извинения.
– Будет море шампанского и лучший вид на фейерверки.
Я ставлю бокал на стол и смотрю на Кина.
– Я только что вспомнила, что должна быть в другом месте.
– Анна, подожди! – кричит мне в спину Кин.
Я не оборачиваюсь. Он нагоняет меня почти у конца тротуара.
– Куда ты?
Я разворачиваюсь и смотрю ему в лицо.
– Не знаю, парень. Может, поплыву на Сент-Китс или Невис. В любом месте лучше, чем здесь. Оставайся, если хочешь, а мне неинтересно общаться с теми, кто относится к тебе свысока.
Кин берет меня за плечи и притягивает к себе. Я обнимаю его за талию и щекой касаюсь мягкой рубашки.
– Ты незаурядный, ты заслуживаешь гораздо большего. Пойдем со мной.
Его теплое дыхание шевелит мои волосы, и Кин целует меня в макушку.
– Пойдем.
Рю-де-ла-Плаж приводит нас к ракушечному пляжу, мы заводим мотор и плывем к четырем яхтам, скрепленным вместе линями. Эймон играет в покер с командой «Физгиг», Принцесса сидит рядом с ним с таким видом, будто учится играть. На «Папийоне» загорает топлесс какая-то женщина. Кин переходит с одной яхты на другую, чтобы поговорить с братом, а я снимаю с парусов чехлы и закрепляю снасти. Когда я спускаюсь в каюту, ко мне подходит Эймон.
– Анна. – Он обнимает меня.
Что мне нравится в Салливанах – так это их открытое проявление чувств.
– Спасибо, что позволила мне плыть с тобой. Это было потрясающе.
– Ты не пойдешь с нами?
– Мой отпуск почти закончен, я через день-два вылетаю домой.
– Спасибо за автопилот.
– Спасибо, что присматриваешь за моим братом. Знаю, ты думаешь, будто он помогает тебе, но сдается мне, что все наоборот.
Когда мы готовы отчалить, Эймон помогает нам открепить причальный линь от «Пенейрейро».
– Попутного ветра, Анна. Надеюсь, мы еще встретимся.
– Я тоже на это надеюсь. Желаю тебе без проблем добраться домой.
Мы плывем сквозь толчею судов, стоящих на якоре. У одной из больших яхт длиной около пятисот футов такой глянцевый черный корпус, что в нем отражается мое суденышко. Сегодня на этой яхте красивые люди будут пить шампанское под великолепие фейерверков. Может, мы с Кином тоже увидим фейерверки, где бы мы ни оказались в миг, когда наступит Новый год. Впрочем, стоит лишь нам выйти в открытое море и поднять паруса, как мысли о фейерверках вылетают у меня из головы.
– Куда направимся?
Я сижу рядом с Кином в рубке. Он в любимой рубашке, в которой был при первой нашей встрече, и улыбается так, что невозможно не улыбнуться в ответ. Его глаза скрыты солнцезащитными очками.
– Я хотел бы отвезти тебя на мой любимый остров в Карибском море.
– И где же он находится?
– Сюрприз.
В пределах досягаемости около пяти островов, так что я могла бы угадать методом перебора, но Кин сейчас счастлив, и мы в море.
– Ладно.
После смерти Бена жизнь представлялась мне в мрачном свете. Однако сегодня, когда солнце тонет в багровом океане, а теплое собачье тельце прижимается к ногам, я старательно отбрасываю мысль о том, что слишком быстро утешилась. Запрокинув голову, я отчетливо и громко произношу:
– Я сейчас безумно счастлива!
– Я никогда еще не был так рад уплыть откуда-либо. Я думал, что на Сен-Бартелеми смогу…
– Изгнать своих демонов? – договариваю я за него. – Я слишком хорошо знаю, что это не работает.
– Я никому, кроме родителей, не говорил, что водителем «мереседеса» был американский сенатор.
– Не может быть!
Кин кивает.
– В своих предвыборных кампаниях он отстаивает семейные ценности, но той рождественской ночью он был пьян, а рядом с ним сидела любовница. Теперь при покупке нового протеза я посылаю счет в Вашингтон на определенный адрес, и его оплачивают. Моя жизнь обеспечена, пока я храню в тайне его имя.
– Тебе когда-нибудь хотелось об этом рассказать всем?
– Иногда. Но у меня есть лучшие протезы, которые можно купить за сенаторские деньги, а он пусть и дальше лицемерит.
– Думаешь, он переживает?
– Сомневаюсь. Так или иначе, карма однажды его настигнет. Знаешь, было безумно приятно, когда ты назвала Джексона Кемпа придурком. Вряд ли кто-нибудь осмеливался сказать ему подобное
