Вернись ради меня - Коринн Майклс
– Коннор…
– Нет, у меня не очень хорошо получается говорить об этом, так что дай мне сформулировать.
Я плотно сжимаю губы, давая ему тишину, о которой он просит.
– Когда мама умерла, отец стал совершенно другим человеком. Он вечно пил, а когда алкоголь перестал заглушать боль, стал выплескивать ее наружу. Мои братья принимали на себя все, что могли, чтобы защитить меня, так как я был самым младшим и самым беспомощным в семье.
Я чувствую боль в груди, но не издаю ни звука, чтобы не мешать Коннору говорить.
– Когда они уехали, жить с отцом стало еще сложнее. Периодически я убегал, но делал этим только хуже для себя.
Я сжимаю его пальцы, пытаясь поддержать хотя бы этим. Мне не постичь всю ту боль, которую Коннор, должно быть, чувствовал, когда самый близкий человек ломал его. А ведь сам он так упорно поддерживает меня, дает то, что мне необходимо, ничего не спрашивая и не прося взамен. Пережил ли он весь тот ужас заново, глядя на меня?
– Мне так жаль, что это произошло с тобой, – шепчу я.
– Никто не заслуживает быть жертвой насилия, Элли. Никто. Я поклялся, что никогда не стану таким, как отец. И это не просто слова: я никогда не пускал в ход кулаки в гневе, использовал их только, чтобы защитить себя или кого-то другого.
Я поднимаю свободную руку и нежно касаюсь его щеки.
– Тебе не нужно ничего мне объяснять. Я вижу, какой ты. Ты не он.
Но Коннор обхватывает мое запястье и тянет его вниз.
– Я чертовски старался, чтобы добиться этого. И мои братья тоже. Ночь, когда мы с тобой встретились, была, наверное, самой ужасной в моей жизни. Отец был в невменяемом состоянии в течение нескольких месяцев перед моим выпускным. Он все больше пил и постоянно заставал меня врасплох. Я знал, что должен уехать отсюда, но понимал, что у меня нет для этого никаких возможностей: я не был умным, как Деклан или Джейкоб, так что никакой стипендии мне не светило; я не играл в бейсбол, как Шон, поэтому спорт тоже отпадал. В какой-то момент я осознал, что меня ждет либо тюрьма, либо армия, и выбрал последнее, записавшись в ряды вооруженных сил еще в школе. Отцу я ничего не сказал. Только в ту самую ночь я сообщил ему, что уезжаю, и он, разумеется, сразу вышел из себя. Бросался на меня, орал и говорил вещи, которые я никогда не забуду. Когда он ударил меня, я ответил. Мы дрались как мужчина с мужчиной, и это был первый и единственный раз, когда я позволил эмоциям взять верх надо мной.
– Даже не думай винить себя за это. Ты просто защищался.
Коннор трет ладонью лицо.
– Я дрался с отцом, когда он был в стельку пьян. Я не виню себя, но признаю, что поступил так, потому что был обозлен. Я дал выход ярости, которая скопилась во мне за десять лет кромешного ада с ним.
Коннор ни в чем не виноват. Он не нарывался на драку, а лишь защищал себя.
– Если бы я схватил биту и приложил ее к голове Кевина, что бы ты тогда сказала?
– Пускай.
Коннор мнет свои руки, кажется испытывая неловкость. И я понимаю его так, как, возможно, никто другой.
Я столько лет жила с чувством вины, даже думала, что, наверное, действительно все это заслужила, и всякий раз оставалась с Кевином. От этого чувства невозможно избавиться одномоментно. Так что Коннор в этом не одинок, хотя меня бесит, что нас связывает нечто подобное.
– В любом случае, – снова начинает Коннор, – после этого я больше никогда не видел отца. Когда я проснулся и не увидел тебя рядом, то сел в автобус и уехал на курсы молодого бойца. Вернулся сюда только тогда, когда узнал о его смерти.
Так много вопросов вертится в голове.
Если бы Коннор вернулся раньше, изменило бы это что-то?
Почувствовала бы я что-нибудь, если бы случайно с ним где-то столкнулась?
Стал бы он за меня бороться?
Этих «если бы» целый миллион, но правда всего одна, и она в этом моменте.
– Я часто задавалась вопросом, не наказание ли это мне за ту ночь…
Коннор так быстро встает на ноги, что я ахаю от удивления. Но затем он наклоняется ко мне и кладет руки на спинку качелей, останавливая их.
– Никогда не говори так. То, что было между нами, – вздыхает он, – не повод для наказания. Да и как такое вообще возможно?
– Это было дурным поступком с моей стороны. Я собиралась замуж на следующий день. Я не жалела о той ночи, до сих пор о ней не жалею, и все же считаю, что мне не стоило этого делать.
– Я не понимаю.
– Я вышла за Кевина. Я сделала это, но…
Нет, я не могу это произнести.
Но потом я поднимаю глаза и вижу взгляд Коннора, то, как он безмолвно умоляет меня поделиться этой правдой. И боже, как же я хочу это сделать!
– Все это время я хотела, чтобы вместо него рядом был ты. Мужчина, который улыбался, глядя на меня, чье выражение лица было самым мягким и любящим. Ты смотрел на меня так, словно нуждался во мне.
Когда он снова садится на качели, то опускает голову и прячет лицо в ладонях, прежде чем повернуться и посмотреть на меня.
– Я действительно нуждался в тебе.
– Но мы не принадлежали друг другу.
– Нет, думаю, нет.
Я откидываюсь на спинку, но продолжаю смотреть на него.
Могла ли наша жизнь быть такой, как сейчас? Могли бы мы вот так сидеть ночью на веранде и разговаривать с той же откровенностью?
– Если бы та ночь закончилась по-другому, если бы я была смелее и осталась, думаешь, это переросло бы во что-то большее?
Коннор снова садится прямо и закидывает руку на спинку качелей за мной.
Мне хочется прижаться к его боку, который словно создан для меня, но я остаюсь на месте, потому что мы еще не поговорили о Хэдли.
– Я не знаю, хотя много думал об этом. Когда мы встретились, я был в полной заднице и переживал эмоции, для которых не был достаточно зрелым. Та ночь принесла мне покой, но утром он исчез… как и ты.
– Я не исчезла, а сбилась с пути.
– А сейчас?
Я отвожу взгляд, позволяя этому вопросу уложиться в голове.
– Я бы сказала, что нахожусь в поиске верного пути.
