Оппортунистка - Таррин Фишер
– Я учился с ними в старшей школе, – сказал он буднично, снимая ртом оливку с зубочистки.
– И со сколькими из этих девушек ты встречался? – спросила я, оглядывая группу.
Почти все девушки там были достаточно красивы, что попасть на обложку модного журнала. Некоторые из них приветствовали Калеба с чувственной фамильярностью, от которой мой зеленый монстр ревности начал угрожающе хрустеть костяшками пальцев.
– А это важно? – спросил он, явно позабавленный.
– Да, потому что если бы это заявление исходило от меня, ты бы хотел знать, кого именно я целовала, – огрызнулась я нетерпеливо.
Улыбнувшись, он наклонился ко мне и начал шептать мне на ухо:
– Адриана Парсево, – он говорил так тихо, что мне приходилось напрягаться, чтобы расслышать его. Я подалась к нему ближе – и вздрогнула, когда его губы коснулись уха. – Это вон та, в коротком серебристом платье.
Проследив за его взглядом, я увидела девушку потрясающей красоты, чье платье не скрывало даже десятой части ее бесконечных ног. Что у Калеба за тяга к ногам такая?
– Мы встречались какое-то время. Она очень… любила эксперименты.
Последнее слово и тон его голоса намекали на столь многое, что ревность немедленно сдавила мне горло. Калеб, явно наслаждаясь моей реакцией, продолжил:
– Если я правильно помню, девушка, с которой Адриана говорит, – та, что пьет мимозу, – это Кирстен. У нее есть родимое пятно, похожее формой на Африку, на внутренней стороне бедра.
Я громко фыркнула и гневно на него уставилась. Он рассмеялся – тем самым озорным, сексуальным смехом, от которого бабочки у меня в животе лихорадочно порхали туда-сюда.
– Ты сама спросила, Герцогиня.
Я представила, как он целует всех этих девушек, как он трогает их родимые пятна – и у меня перехватило дыхание от злости. Я ненавидела их – и ненавидела его за то, что они ему нравились.
– Хочешь услышать еще? – спросил он, касаясь губами края моего уха.
– Нет, – ответила я искренне. Спрашивать было большой ошибкой.
Как только мы оказались в машине, я набросилась на него. Я поцеловала его почти агрессивно, перелезла через сиденье и забралась к нему на колени. Он рассмеялся мне в рот, зная, что его план сработал, и облапал меня за задницу. Проигнорировав его, я продолжила работать, намереваясь доказать, что тоже умею соблазнять.
Настроение Калеба быстро изменилось – очень скоро улыбка его исчезла. Мы переплелись телами в поцелуе столь интенсивном, что стало тяжело дышать. Я думала, что умру прямо сейчас, когда его пальцы опустили бретельки моего платья и я ощутила дуновение воздуха на обнаженной груди. А потом на смену воздуху пришли его рот и руки. Я даже удивилась: и почему мы не делали этого прежде? Я что-то сказала. Не знаю, что это было, но мой голос, похоже, заставил его очнуться, потому что он вдруг резко отстранился от меня. Я никогда не делала ничего настолько смелого и развратного, а ему никогда прежде не приходилось останавливаться на таком раннем этапе прелюдии.
– Почему?.. – мне все еще не хватало воздуха. Я цеплялась за его рубашку.
Он мягко поцеловал меня в губы. Все сексуальное напряжение пропало. Он завел двигатель машины.
Я вернулась на свое сиденье и удрученно обмякла. Я поняла: он не хотел останавливаться на полпути. С Калебом не было никаких полумер. Большинство парней были рады получить столько, сколько могут, но с Калебом дело обстояло по-другому. Ты или соглашалась идти с ним до конца, или оставалась барахтаться на мелководье поцелуев. Он не собирался готовить меня к сексу постепенно, уводя меня все дальше и дальше от целомудрия, по кусочкам скармливая мне то, чего мне не хватало. Выпрямившись на сиденье, я задумалась: а не отбросить ли мне все мои опасения? И чего именно я опасалась? Это казалось неважным, когда я думала о его руках, которые всегда знали, где именно нужно коснуться.
Я подумала о том, что сказала бы на это моя мать. Она была бы счастлива, что я нашла такого парня, но она все равно отнеслась бы к нему настороженно. От моего отца нам обеим досталось патологическое недоверие к мужчинам.
«Охраняй свое сердце, чтобы его не разбили, как мое», – говорила мне мать не меньше двух раз в неделю.
Шери, лучшая подруга моей матери, внезапно оборвала жизнь Оливера Каспена четвертого июля в год моего одиннадцатилетия. Она выстрелила в него из его собственного дробовика 22-го калибра, размазав его серое вещество по своей фламингово-розовой занавеске в душе. Мама об этом не знала, но Шери была одной из многих женщин, которыми мой отец пользовался для получения секса и денег. Она напоминала мне кокер-спаниеля со слезящимися глазами и личностью липкой, как сырое яйцо. Я узнала об интрижке отца с Шери еще до того, как узнала мама. Когда она работала допоздна, отец забирал меня днем из школы и навещал со мной «друзей». Все эти друзья были женщинами и имели доступ либо к деньгам, либо к наркотикам, либо к обоим сразу.
– Не рассказывай маме об этом, – сказала мне Шери, предупреждающе грозя пальцем. – Ей и так тяжело, а твоему папе нужен друг, с которым можно поговорить.
Они «говорили» часами в спальне Шери, иногда включая по радио ретромузыку. Из-под закрытой двери в щель просачивался сигаретный дым. После, выходя из спальни, отец был ко мне добрее, чем обычно. Мы всегда останавливались поесть мороженого по пути домой. Я не скучала по нему, когда он уходил. Он был просто чужак, который провожал меня домой из школы и подкупал меня мороженым.
Ко времени его смерти прошло уже десять месяцев с нашей последней встречи, и он даже не звонил в мой день рождения. Оливер Каспен, мой тезка, умер, оставив мне в наследство плохие воспоминания и замок на сердце, от которого только у него был ключ. Мои проблемы с отцом обрекли наши с Калебом отношения с самого начала.
Глава 10
Настоящее
В воскресенье утром я просыпаюсь в постели, воняя потом и сигаретами. Застонав, я перекатываюсь на бок, и меня тошнит в мусорку. Мусорку? Я не помню, чтобы ставила ее тут. Потом я слышу журчание воды в
