Оппортунистка - Таррин Фишер
Я работала там уже три недели, когда Калеб приехал меня навестить. Когда он зашел в магазин, лицо у него было красным и напряженным.
– Что случилось? – спросила я, выходя из-за кассы, чтобы обнять его.
Я заглянула через его плечо, гадая, не разозлил ли его кто-то из барных крыс. Они часто грубили посетителям магазина, когда те приходили или уходили.
– Ты здесь одна?
– Ну, тут сейчас несколько покупателей. – Я оглянулась на стеллажи с книгами.
– После смены ты каждый раз идешь к машине одна?
В его голосе слышалось нетерпение. Я не понимала, к чему он клонит.
– Да.
– Ты здесь больше не работаешь, – сказал он тоном, не подразумевающим возражений.
– Что?
Я открыла рот от удивления. Он никогда так со мной не разговаривал.
Он показал на бар снаружи.
– Это опасно. Ты женщина, выходишь совсем одна и выглядишь при этом… вот так.
– Ты хочешь сказать, что я должна бросить свою работу только из-за того, как я выгляжу? – Я подняла бровь и вернулась обратно за кассу.
Он начинал меня бесить.
– Я хочу сказать, что тебе небезопасно находиться здесь одной и потом идти к машине без сопровождения.
– Я способна о себе позаботиться.
Я начала складывать книги, которые нужно было выложить на стенд.
– Ты весишь сорок пять кило максимум, а эти мужчины – очень пьяные.
Я пожала плечами.
Калеб казался сгустком пульсирующей энергии, и от этого я нервничала.
– Я не уволюсь отсюда, – сказала я, упирая руки в бока. – Мне нужно работать. Не у всех из нас есть богатые родители с трастовыми фондами, чтобы выжить.
Его лицо побелело. Он ненавидел, когда кто-то упоминал, что он богат, – особенно я. Он вышел из магазина не прощаясь. Я швырнула в дверь ручку, жалея, что не могу попасть ему в голову.
Позже той ночью, закрывая магазин, я увидела его машину на парковке.
Подойдя к водительской двери, я постучала ключами по окну.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я, когда он опустил стекло.
Он пожал плечами. Раздраженная, я пошла прочь.
С тех пор каждый раз, когда я уходила с работы, Калеб сидел в машине на парковке. Мы никогда не признавали присутствие друг друга и никогда не говорили об этом днем. Но в полночь он всегда был там, чтобы убедиться, что я в безопасности. Мне это нравилось.
У меня ушло какое-то время, чтобы привыкнуть к огромной популярности Калеба. Может, человек пять со всего кампуса знали мое имя, но его имя было выгравировано на бронзовых табличках в спортивном зале.
– Я как будто встречаюсь со знаменитостью, – сказала я, когда мы шли ужинать однажды вечером и пара девушек помахала ему из-за соседнего столика.
Он закатил глаза и сказал, что я слишком остро реагирую. Но ревность отравляла меня каждый раз, когда очередная глупая девица стремилась поздороваться или перекинуться парой слов с Калебом.
Этим девицам было плевать, что он мой парень. Они ждали шанса наброситься на него – как сделала я.
А еще проблема была в сексе. Мы так далеко еще не заходили. Кэмми каждый вечер спрашивала, насколько мы продвинулись.
– Мы просто целовались, – говорила я ей уже в который раз.
Мы обе уже лежали в кроватях с выключенным светом. Кэмми сосала леденец, влажно причмокивая.
– Тебе стоит почистить зубы, когда закончишь с этим.
– И он никогда не пытается настоять на большем? – спросила она, игнорируя мое замечание.
– Я не хочу, чтобы он пытался.
– Оливия, да я начинаю возбуждаться от одного взгляда на него – уверена, девяносто девять процентов студенток нашего колледжа со мной согласятся. В чем твоя проблема? Подожди! Тебя что, растлили в детстве?
Она произносила это слово как «рас-слили». Я закатила глаза.
– Нет. Заткнись. Я просто не хочу. Почему мне нужно обязательно пережить сексуальное насилие, чтобы не хотеть прыгнуть с ним в постель?
– Алло-о-о, Калеб мужчина! Он хочет секса, и если ты ему не даешь, то он найдет желаемое на стороне.
Я отвернулась, отказываясь продолжать разговор на эту тему. Что вообще эта Камадора знала? Первокурсники известны своей глупостью и распущенностью. А мой отец как раз был печально известен тем, что «находил желаемое на стороне».
Нет. Я не собиралась использовать своего отца как оправдание, чтобы потерять Калеба снова. Калеб был верным, внимательным, и он никогда на меня не давил, чтобы получить больше, чем поцелуй, потому что уважал меня. Я вспомнила наш последний поцелуй. Это было в его комнате, на его кровати. Все его тело казалось напряженным, как сжатая пружина. А вдруг ему приходилось постоянно себя контролировать, когда мы были вместе? В голову пришло слово «динамо», и я глубже зарылась в одеяло, сгорая от стыда.
Не то чтобы я не думала о сексе с ним. Я думала об этом все время. Но думать и делать – это разные вещи. Я была не готова и не знала почему.
Лору Хильберсон нашли на той же неделе, когда мы с Калебом впервые зашли чуть дальше поцелуев. Полиция обнаружила ее в аэропорту Майами – босоногую, с покрасневшими опухшими глазами. Лора рассказала, что ее похитил мужчина, пока она находилась на утренней пробежке в парке в паре миль от колледжа. Он звал на помощь, утверждая, что потянул лодыжку, и умолял довести его до машины, припаркованной за холмом. Лора неохотно согласилась. Она дала ему опереться на плечо и прошла с ним к его белому фургону. Фургон был старым «Астро» – ржавчина пожирала металлический корпус, как раковая опухоль. Оглядываясь назад, Лора признавала, что тонированные стекла и треснувшая задняя дверь должны были подсказать ей, что дело нечисто. Когда она помогала ему забраться на водительское сиденье, он уронил ключи в траву у ног Лоры. Она наклонилась, чтобы поднять их, а мужчина, взяв с пассажирского сиденья лом, одним быстрым движением ударил ее по затылку. Затем он запихнул ее в фургон и увез в место, которое газеты окрестили «Логовом насильника».
Лора помнила, что ее держали в каком-то подвале под транквилизаторами. Мужчина, которого она описывала как «застенчивый», использовал ее для секса и скрашивания одиночества. Затем однажды днем без какой-либо видимой причины он поцеловал ее в щеку и просто оставил в аэропорту. Она сообщила полиции, что его зовут Девон. Лора Хильберсон числилась пропавшей шесть месяцев.