Порочный красный - Таррин Фишер

Я брезгливо отворачиваюсь от них и следую за Сэмом к его машине.

– Ты получила ответы, которые искала? – спрашивает он, когда мы вливаемся в поток машин.

Я удивленно смотрю на него.

– О чем ты?

Он втягивает внутрь один уголок своих губ и искоса смотрит на меня.

– Она моя двоюродная сестра и ужасная болтушка. Она рассказывала мне о той цыпочке.

У меня отваливается челюсть.

– Выходит, ты знал, что она дружит с Оливией, и ничего мне не сказал?

– На это ты и надеялась, да? Ты хотела выяснить, знакома ли она с ней?

Он прав, но я все равно злюсь.

– Я твой босс, – говорю я. – Ты должен был рассказать мне, что они подруги. И какой вообще из тебя гей? Ведь геи должны любить сплетни и всякие волнительные истории.

Он запрокидывает голову и хохочет. И, несмотря на все скверные новости, крутящиеся в голове, я улыбаюсь. Возможно, он все-таки не так уж плох. Я решаю перестать пытаться заставить Калеба уволить его.

Когда я возвращаюсь домой, Калеб уже спит – и не в нашей кровати, а на односпальной кровати в комнате ребенка. Я проверяю запас молока в холодильнике; к счастью, там его достаточно, хватит на день или два, то есть до тех пор, пока выпитые мною порции грязного мартини не выведутся из моего организма. Я закатываю глаза. Возможно, Калеб захочет проверить мою кровь на содержание алкоголя прежде, чем опять позволит мне откачивать молоко.

Я ложусь спать, не раздеваясь, печальная, как никогда.

Глава 12

Прошлое

Моя сестра была такой красавицей, что смотреть на нее было почти больно – а в те ранние годы я только и делала, что смотрела на нее. Она была младше меня – правда, всего на один год, но и это что-то значило. Вообще-то неловко так боготворить свою младшую сестру. Но этого трудно было избежать, потому что стоило ей войти в комнату, и все взоры обращались к ней, как будто из ее пор сочилось некое волшебство. Долгое время мне казалось, что, достигнув определенного возраста, я тоже буду излучать подобное волшебство – но нет, ничего такого не было. Я выглядела как недоедающая проститутка, курящая сигареты, со скобками на зубах и в кроссовках, стоящих тысячу двести долларов. Мне хотелось умереть – особенно тогда, когда Кортни сначала встречалась со всеми парнями, которые нравились мне, а затем бросала их. Но я не могла сердиться на нее за это. Мы с ней были единой командой – Корт и Джо – пока Джо не решила, что она хочет быть Лией, и тогда мы превратились в Корт и Ли. Но несмотря на всю нашу близость, невозможно было отрицать, что между нами пролегала пропасть из-за наших разногласий. В промежуточной школе наша дружба поколебалась, и это продолжалось год. Она оставила меня ради группы поддержки. Я наблюдала за ней, сидя на трибуне стадиона, выковыривая хлеб из моих зубных скобок и пытаясь понять, почему у меня все никак не вырастают груди.

Я нисколько не похожа на остальных членов моей семьи. У всех, за исключением моей матери, волосы черные, как вороново крыло. Добавьте к этому фирменную оливковую кожу Смитов и их зеленые глаза – и они походят на красивых древних греков. У меня же рыжие волосы и вспыльчивый характер. Моя мать рассказывала мне, что после того как они доставили меня домой, я плакала неделю. И добавила, что после этого я потеряла голос и было слышно только, как из меня выходит воздух, когда я строила рожи, пытаясь кричать.

Наша мать поощряла Кортни заниматься всеми теми вещами, которые должна была делать идеальная девушка – сюда относились участие в группе поддержки школьных спортивных команд и в модельном бизнесе и отбивание парней у своих подруг. А мне она советовала худеть и для этого сидеть на диете, особенно когда я училась в последнем классе средней школы, поскольку я была пухленькой. Я начала заедать свои чувства пирожными «Литтл Дебби», когда открыла для себя парней и обнаружила, что они отвергают меня, и за считаные месяцы из тощей стала толстой.

– Ты об этом пожалеешь, – сказала моя мать, обнаружив, что я прячу что-то около десятка коробок с пирожными в кладовой. – У тебя и так рыжие волосы, и теперь ты хочешь добавить к этому еще и лишний вес? – Чтобы подчеркнуть свои слова, она ухватила складку жира на моей талии и так больно сжала ее, что я вскрикнула. Она покачала головой. – Ты безнадежна, Джоанна. – И выкинула все мои пирожные в мусорное ведро.

Я прикусила губу, чтобы не заплакать. Увидев, что я пытаюсь сдержать слезы, она немного смягчилась. «Может быть, она тоже когда-то была пухленькой», – снадеждой подумала я.

– Вот. – Она открыла морозилку и пихнула мне в руки пакет замороженного гороха. – Когда тебе захочется объесться какой-нибудь дрянью, лучше ешь это. Просто думай, что это замороженный деликатес… что-то вроде мороженого. – Когда на моем лице отразилось сомнение, она схватила меня за подбородок. – Тебе нравятся мальчики?

Я кивнула.

– Ну так вот поверь – на тебя не посмотрит ни один мальчик, если ты будешь есть пирожные. Никому никогда не удавалось заарканить мужчину, если у нее на лице были крошки от пирожных.

Я отнесла этот пакет с замороженным горохом в свою комнату и села на пол по-турецки. И, глядя на свой постер с изображением Джонатана Тейлора Томаса[9], съела его весь, горошина за горошиной.

Я была чем-то вроде ботана – мне нравились мальчики, но мне также нравились математика и точные науки. Но математика и точные науки не приносят тебе внимания. Это была односторонняя, сухая любовь. Мне хотелось, чтобы люди засматривались на меня, как они засматривались на Корт. Я легла на спину, жуя горох. В общем-то он понравился мне.

На следующий день я попросила Корт познакомить меня с ее подругами.

– Ты же высмеиваешь девочек из группы поддержки, – ответила она.

– Я больше не буду этого делать. Я хочу нравиться людям.

Она кивнула.

– Ты понравишься им. Мне же ты нравишься.

* * *

Корт раздобыла для меня приглашение на ночевку с участием всех ее хихикающих подруг. Несмотря на ее заверения, я не понравилась им.

Ее подруги были