Бывшие. Соври, что любишь (СИ) - Черничная Даша
— Понял.
Врач уходит, а я захожу в палату.
Глава 33
Ульяна
Не передать словами весь спектр эмоций, что я испытываю.
Как могло такое произойти? Я же внимательный и спокойный водитель, никогда не лихачила, всегда соблюдала скоростной режим, сто раз думала, прежде чем совершить маневр!
А тут даже глазом моргнуть не успела, как все произошло.
И что теперь? Мой сын непонятно где, а я как вареная, обколотая успокоительными, лежу и смотрю в одну точку на потолке.
Слышу шорох открываемой двери, но сознание заторможено, и я не сразу соображаю, что нужно оторвать взгляд от потолка.
Поворачиваю голову, лишь когда рядом со мной садится кто-то.
Максим.
Бледный, с темными мешками под глазами. Одежда мятая, волосы растрепаны. Он рассматривает меня с жалостью во взгляде.
У меня болит лицо, левая часть онемела — предполагаю, что там нехилый такой синяк. Руки и ноги беспорядочно перемотаны бинтами, местами обработаны зеленкой, наверняка порезы оттого, что на меня посыпалось стекло.
— Леша… — пытаюсь задать вопрос о сыне, его состояние меня беспокоит больше всего на свете.
Никонов тут же кладет руку на мою, чуть сжимает ее. Мне кажется, его ладони обжигают. Или это у меня температура тела такая низкая, что разница кажется колоссальной?
Максим, видимо, замечает, что ладонь у меня холодная, и тут же укрывает меня больничным одеялом.
— Уль, не нервничай, пожалуйста, — говорит уверенно и спокойно, хотя я вижу отголоски страха на его лице. — Врач сказал, что с Лешей все хорошо. Он стабилен. Перелом ключицы и сотрясение. Все это не опасно для жизни, наверняка мальчик быстро пойдет на поправку.
Да, все это я уже слышала от врача. Он коротко отчитался передо мной и заверил, что опасности нет.
Я пытаюсь подняться, чтобы найти врача, который сможет отвести меня к сыну, но Максим мягко нажимает мне на плечи и укладывает обратно.
— Ульяна, тебе надо отдохнуть, — говорит строго.
— Я не смогу спать спокойно, пока не увижу сына.
— Я только что разговаривал с вашим лечащим врачом, твой сын спит, — произносит это как-то странно, неожиданно осипшим голосом. — Давай поступим так: я останусь тут и, когда Леша придет в себя, сразу же пойду к нему, а потом вернусь к тебе и отчитаюсь.
— Но… зачем тебе это? — спрашиваю непонимающе. — Поезжай домой, к чему ночевать в больнице.
— А ты не понимаешь? — его голос прерывается, глаза наливаются кровью.
Почему-то мне кажется, что он теряет терпение, но держится.
— Нет, — отвечаю тихо.
Максим прикрывает глаза, выдыхает рвано.
— И с кем останется Глеб? Он же не будет ночевать с тобой тут.
— Глеба заберет мой отец. Он уже выехал. И я останусь, Ульяна. Возражения не принимаются.
Замолкаем. Я не в силах вести споры, да и чувствую, что Никонов не откроется мне. Я не узнаю истинных причин.
— А что с людьми из той машины?
Отворачивается.
— Макс? — двигаю губами, но звука нет.
Никонов поднимает взгляд, смотрит тяжело.
— Случилось то, что случилось. Твоей вины в аварии нет. Менты забрали у меня регистратор, на записи видно, что тачка вылетает на встречку прямиком вам в лоб. Надо благодарить бога, что вы отделались так легко. Окажись это не малолитражка, а внедорожник, боюсь представить, как все было бы…
Даже несмотря на седативное, которое должно успокаивать, я всхлипываю.
Я не сразу замечаю, что мышцы лица Максима дергаются. Он придвигается ко мне. Кладет ладонь на здоровую половину лица, а сам опускает голову на подушку.
— Перестань плакать, Уль, — говорит мягко, но в голосе слышна боль. — Ты жива, Лешка выздоровеет. У вас обязательно все будет хорошо. Все позади. Вы в безопасности.
Не сдерживаясь, беру его руку в свою, сжимаю ладонь. Даже несмотря на успокоительное мне сейчас так страшно. Это какой-то животный ужас.
Мысль приходит резко, как вспышка губительной молнии.
А что было бы, если бы я умерла? Максим и Лешка даже не узнали бы, что на самом деле приходятся друг другу отцом и сыном. Что близкие. Самые родные.
— Ма-максим, — губы не слушаются, во рту страшно сухо. Сознание накрывает туманом, — мне надо сказать тебе, что… что….
— Скажешь, Уль, — он немного отодвигается от меня и смотрит, как мне кажется, устало, а еще немного с осуждением. — Обязательно скажешь… — туман такой мягкий и приятный. — Скажешь, Ульяна… почему мой сын носит фамилию чужого мужика…
Мне кажется. Ведь кажется же? Чудится, как в сновидении или странном мираже…
Глава 34
Ульяна
Мне все приснилось.
Это была галлюцинация от седативного. Побочка от сотрясения. Последствия удара.
Максим не мог все узнать. Кто бы ему сказал? Да никто бы не сказал.
Перед выпиской я захожу к сыну. Он уже не такой бледный, как в первые дни после аварии. Улыбается, все рвется на улицу. Бегать, прыгать.
Понимаю его.
Мальчишка. Шило в попе. Хочется активности или на крайний случай поиграть, залипнуть в телефоне, послушать музыку. А делать ничего из этого нельзя.
Вот и остается страдать в одиночестве.
Я бы хотела забрать Лешку сегодня, но, во-первых, это может быть опасно для его здоровья, а во-вторых, отопление в нашем доме так и не дали.
В домовом чате творится вакханалия. Люди поднимают все свои связи, но все без толку. Я понимаю: когда вернусь домой, буду, как пещерный человек, жить в холоде.
Надо бы купить обогреватель — жаль, что он не сможет нормально отапливать всю квартиру.
— Леш, я приеду к тебе завтра. Хочешь, привезу что-нибудь вкусненького? — щелкаю сына по носу и мягко улыбаюсь.
На лице у него синяки. Он не такой разукрашенный, как я, слава богу, но тоже нехило приложился. Провожу кончиками пальцев по скуле, Лешка шипит, и я быстро убираю руку.
— Ма, а привези мне тех булочек с корицей из кофейни на набережной? — и глазки делает такие милые-милые.
— Меня твой тренер отчитает за срыв диеты, — тихонько смеюсь.
— Э-эх, — натурально так вздыхает.
— Лех, привезу, конечно. С корицей и те корзиночки, да?
— Да! — выкрикивает и, счастливый, улыбается.
Позади слышится шорох, открывается дверь. На пороге стоит Максим. Смотрит на нас внимательно.
— Привет, — проходит по палате и протягивает руку Лешке.
Сын пожимает протянутую ладонь. Максим держит руку сына дольше чем нужно, зависает взглядом на его лице. Хмурится, будто пытается что-то понять.
— Максим, а ты зачем приехал? — вмешиваюсь.
Мне бы понять странное поведение Никонова, но это сложно. Он в последние дни молчалив и задумчив. На расспросы не отвечает. Приезжает хмурый, приходит ко мне, заглядывает к Лешке, а потом уезжает еще более хмурый.
— Я за тобой, — Никонов смотрит мне в глаза. — У тебя же выписка сегодня.
— Да, но я думала вызвать такси, — произношу растерянно.
— Я отвезу тебя домой, — настаивает на своем.
— Максим, это правда лишнее. Ты и так ездил к нам каждый день, хотя не должен был.
— Приезжал и буду приезжать. Если надо, стану наведываться по несколько раз в день, — слышу нотки злости в его голосе и решаю закрыть эту тему.
Приехал и приехал. Хочет отвезти домой — пусть.
Максим смотрит на моего сына и спрашивает уже мягче:
— Леш, ты как сегодня?
— Все супер, дядь Максим, — по-свойски выдает сын, а у Макса дергается кадык от его фразы. Лешка не замечает этого и продолжает: — Мама обещала завтра привезти булочки с корицей, я в предвкушении.
— Привезем, — кивает Макс, а я открываю рот от изумления.
Прощаемся с Лешей и выходим в коридор.
— Что значит «привезем»? — шиплю на Никонова.
— Это значит, что ты и я поедем в кондитерскую, я куплю все, что нужно, и мы привезем это… твоему сыну, — буквально выдавливает из себя последние два слова.
Когда мы выходим из стен больницы, я говорю:
— Максим, не нужно всего этого. Мы никто друг другу, просто люди, оказавшиеся в одном месте в неподходящее время. Ни к чему все эти обещания и помощь. Я справлюсь сама, правда.
