Дикая Уайлдер - Кристина Лорен
– Он ни крутой, ни винтажный, я тебя уверяю, – сказала Лили со смехом, – просто старый.
Терри опустил кружку в тазик для мытья посуды и кивнул в сторону книги:
– Таких сейчас не найти.
– Конечно, не найти, – сказала Лили, закрывая дневник и засовывая его в сумку. Она не испытывала глубокой любви к словам и рисункам, которые испещряли страницы, но все равно бережно относилась к дневнику. – И спасибо за предложение, Уолт, но больше ничего не нужно. Вам, ребята, пора спать.
Уолтер благодарно пробормотал:
– Спокойной ночи.
И, устало шаркая, направился прочь. Брэдли и Терри выглядели так, словно были готовы выпить еще немного пива, но они посмотрели на Лили, а затем на Лео, одиноко сидящего у костра, и, видимо, приняли негласное решение уйти.
Только Ник задержалась. Когда ей удалось привлечь внимание Лили, она подняла бровь и наклонила голову, без слов спрашивая, хочет ли Лили, чтобы она осталась или ушла.
Дернув подбородком в сторону палаток, Лили тихо сказала:
– Спокойной ночи, Ник.
Лили полагала, что время пришло.
Когда Ник ушла, она села рядом с костром, не зная, с чего начать. Она столько раз затевала этот разговор в своей голове, но всегда безуспешно. Ее воображение никогда не доводило дело до конца. Необходим был баланс понимания и обиды, утешения и наказания.
К счастью, он ее и не заставлял:
– Знаешь, нам не обязательно говорить об этом.
Лили издала хриплый, язвительный смешок:
– Я не вижу способа избежать этого разговора. Всю следующую неделю мы проведем бок о бок. Давай покончим с этим.
До встречи с ним она не умела говорить про чувства. Но отдавая ей должное, Лили была единственной дочерью мужчины, эмоциональная глубина которого была не больше чайной ложки, и женщины, не выносившей жизни в глуши с мужем, которого никогда не было рядом, даже когда он был вместе с ней. Ее дядя Дэн научил Лили всему, что она знала о лошадях и ранчо, но он был лишь немного чувствительнее Дюка. Чувства в их семье никогда не были в приоритете.
Лили знала, что выросла жесткой, но Лео сделал ее мягкой. За пять месяцев, что они провели, обнимая друг друга, Лео уламывал ее день за днем, пока она не рассказала ему практически все. Это потребовало некоторых усилий, но в итоге Лили открывала рот, и поток слов выливался наружу.
По правде говоря, она уже давно так не делала.
– Ладно, – Лео дал задумчивому молчанию продлиться несколько секунд, а затем начал: – Итак, что случилось? После того, как я уехал, я имею в виду.
Она заглянула в свою оловянную кружку, прежде чем сделать глоток горячего шоколада, который уже давно остыл:
– Я вижу, ты заходишь с козырей.
– Я думал, ты не хочешь притворяться друзьями после многолетней разлуки, – сказал он, глядя на нее. – Может, стоило начать с вопроса: «Как дела?»
Лили продолжала смотреть на огонь, но его пристальный взгляд ее нервировал. Она повернулась и встретилась с ним взглядом. Его глаза были темными и пронизывающими. И до боли знакомыми:
– Вообще-то, да. Может быть, так будет проще.
– Хорошо, Лили, – сказал он, и его игривая улыбка отозвалась в ее сердце. – Как дела?
– Бывало лучше. – Лили наигранно рассмеялась, сдерживая тяжелую волну гнева и печали, поднявшуюся в горле. – Думаю, я была неправа. «Как дела?» – не самое легкое начало разговора.
Он прошелся взглядом по ее лицу, от линии волос до рта, и остановился там. Лили отвернулась.
Когда Лео заговорил снова, его голос был настолько напряженным, что прозвучал как шепот:
– Тогда, может быть, я просто начну с того, что мне действительно интересно. Почему ты не на ранчо?
Отвечая, она перевела взгляд на него, желая увидеть его реакцию:
– Дюк продал его сразу после твоего отъезда.
Лео застыл на месте:
– Как? Почему?
– А уже через неделю он передал ключи. – Лили перевела взгляд на свои руки, на сцепленные пальцы. – Я не знаю, помнишь ли ты, что в то последнее утро Дюк уезжал из города.
– Я помню, – сказал Лео. – На раскопки.
– Оказалось, он ехал не на раскопки, – пробормотала она. – Я не могу сказать, сколько раз я пыталась вспомнить, соврал ли он мне, или я сама это предположила. Он ехал подписывать бумаги в компании по недвижимости. Продал ранчо местному парню по имени Джонатан Кросс.
– Я не… – произнес Лео, понятное дело, сбитый с толку. – Он уже все спланировал, когда уезжал утром? Создавалось ощущение, что он оставил все в твоих руках.
– Я знаю, – отозвалась Лили, вспоминая, как наивна она была. Как она радовалась его отъезду. – Я тоже так думала. Но ты помнишь, что он оставил мне записку на столе?
Лео сделал паузу, а затем медленно кивнул.
– Это была одна из его дурацких загадок. Он даже не мог сказать мне в лицо, что продает ранчо. Мне понадобился час, чтобы расшифровать ее, когда я выкопала ее из мусора, а в записке говорилось, что у него есть планы на вырученные деньги. Возможно, какая-то большая экспедиция, после которой он снова окажется на обложке National Geographic, – она вытерла липкие ладони о бедра. – Я была так зла, что съехала в тот же день.
Лео наклонился, положив голову на руки:
– Вот черт. Он ни о чем таком не говорил.
Она собиралась продолжить, когда внезапно осознала, что он сказал:
– Что ты имеешь в виду? Когда ты говорил с Дюком?
– Когда перезванивал тебе. – Лео сказал это просто, констатируя факт. – Помнишь все те сообщения, которые я оставил?
Лили, онемев от потрясения и замешательства, покачала головой.
– Когда ты позвонила мне… Прости, – сказал он, и его шея залилась краской. – Я организовывал кремацию мамы. Это был не лучший день, и я знаю, что был резок с тобой, но…
– Что… твоя мама…
– Когда я перезвонил, там даже голосовой почты не было. Я позвонила в сторожку, и Дюк сказал, что тебя нет на ранчо и чтобы я оставил ему сообщение.
Слово «кремация» снова и снова прокручивалось у нее в мозгу. Его мать умерла.
– Ты оставил сообщение отцу?
Он кивнул:
– Да, вообще-то, несколько.
У Лили вырвалось:
– Я не получила никаких сообщений. Все, что я знала, это то, что ты сказал мне утром, когда тебе пришлось уехать: что твоя мать попала в аварию, но с ней все в порядке.
Лео нахмурился:
– Я сказал Дюку, что моя мать неожиданно скончалась от полученных травм, и я не смогу
