Выгодная позиция - Ребекка Дж. Каффери
Харпер стоит перед ним на коленях и вливает пенистые пузырьки в горло новичка.
Вокруг крутится видеограф из Netflix, так что получатся интересные кадры.
Это не моя проблема, быстро напоминаю я себе.
Мне нужно сосредоточиться на том, что я делаю, а Харпер Джеймс сам о себе
позаботится. Если Андерс готов рискнуть им, то это его решение.
И все же разочарование по-прежнему грозит испортить мне радость. Что Харпер
Джеймс может просто прийти сюда, отнестись ко всем тщательным тренировкам, составлению расписания и четким указаниям директора команды как к шутке и все
равно попасть на подиум.
Кстати, о подиуме: когда Харпер протискивается мимо меня, чтобы занять место в
ложе для третьего места, он задевает меня плечом так сильно, что я слегка
спотыкаюсь. На глазах у всех болельщиков, прессы, всех.
Вот вам и спортивное мастерство новичка. Он такой обиженный неудачник.
Чтобы стать победителем, нужны изящество, преданность и самоотдача. Он еще не
научился этому, пока доказывает, какой он высокомерный маленький засранец.
Когда я поднимаюсь на подиум и беру медаль за первое место, я чувствую, как от
него исходят волны раздражения. Йоррис, сидящий по другую сторону от меня,
кажется, не замечает этого.
А потом, когда приходит время пожимать друг другу руки для неизбежных
фотографий для прессы, я первым поворачиваюсь к Йоррису, и мы поздравляем
друг друга. Я не очень хорошо его знаю, но мы уже много раз сидели на одной
трибуне и знаем порядок действий. Пожимаем друг другу руки, смотрим в глаза, а
затем выходим к прессе для фотосессии. Однако когда я поворачиваюсь к Харперу, чтобы пожать ему руку и сделать то же самое, он делает вид, что не видит меня -
или не понимает установленного порядка, как это делается, - и обходит меня, чтобы
пожать руку Йоррису и поздравить его.
Я остаюсь с протянутой рукой и выгляжу как полный индюк перед тысячами
фанатов и мировыми СМИ. Камеры щелкают и вспыхивают, и я знаю, что это будет
новостью на первой полосе спортивной прессы.
Даже когда он заканчивает с Йоррисом, Харпер ведет себя так, будто меня не
существует, и поворачивается, чтобы уйти с пьедестала.
«Ты такой обиженный неудачник», - говорю я себе под нос, и он поворачивается, чтобы одарить меня таким взглядом, от которого я бы упал на пол, если бы такое
было возможно.
Я не могу удержаться от смеха над его мелочностью, но признаю, что здесь легко
быть большим человеком, ведь победа досталась мне. Но когда я поворачиваю
голову, то вижу, что Андерс смотрит на меня, и чувствую досаду.
Андерс мне как отец. Он был мне больше, чем мой отец. Он заботился о моей
карьере, а то, как он поддерживал меня, когда у мамы обнаружили болезнь
Паркинсона, и то, как он продолжает поддерживать меня, навсегда оставит меня в
долгу перед ним.
Теперь мне стыдно за то, что я его так опозорил. Важно, как команда выглядит на
публике. Важно, какая у нас репутация. Это важно для спонсоров, для владельцев
команды и для ее прибыли. Не стоит слишком многого просить, чтобы мы не
выплеснули частную вражду наружу. У нас есть примерно тридцать минут после
шума, чтобы насладиться празднованием, пожать руки VIP-персонам, спонсорам и
охотникам за автографами, прежде чем Андерс подгоняет меня к себе. Он уже
прижал к себе Харпера, обхватив его плечи рукой, которая кажется веселой, но, скорее всего, похожа на железную цепь.
Я уже знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Когда Андерс держит нас обоих в своих объятиях, среди оглушительного шума
празднования команды он говорит низким голосом, чтобы слышали только мы с
Харпером: «Отличное выступление на трассе, ребята. Отличное начало сезона. Но
слушайте внимательно то, что я сейчас скажу. Больше никаких размахиваний
членами, никаких мелких разборок, никакого дерьма. С этого момента вы
выступаете единым фронтом. Это ваше последнее предупреждение. Исправляйтесь
или притворяйтесь, мне все равно, но если у прессы, спонсоров и VIP-персон не
сложится впечатление, что вы лучшие друзья, то вы оба будете искать себе новую
команду. Все ясно?»
Я чувствую, как тяжесть опускается в желудок. В горле першит, и я не могу
сглотнуть. Я не могу потерять свое место в этой команде. Только не так. Это
раздавит меня.
Быть уволенным, как мой отец, за такую глупость... Не думаю, что я когда-нибудь
это переживу.
«Конечно. Я прошу прощения за непрофессионализм. Я знаю, что не очень люблю
перемены, и мне кажется, что я не очень хорошо справилась с этим потрясением.
Но это не оправдывает того, как я себя вел...»
Даже для моего слуха эти слова кажутся отчаянными, и, возможно, так оно и есть.
Может быть, я тридцатитрехлетний человек, которому предстоит завершить
карьеру и который отчаянно пытается не стать тем, кого он презирает больше всего
на свете, но я уйду только на своих условиях. Я всю жизнь работал над тем, чтобы
избавиться от сравнений между нами, и я не упаду на последнем рубеже.
Харпер так быстро поворачивает голову, чтобы посмотреть мне в лицо, что я едва
не вздрагиваю. Он смотрит на меня так, словно не уверен, что ему стоит думать об
этой версии Киана Уокера. Я надеюсь, что он не собирается спорить со мной по
этому поводу. В конце концов, это в основном его вина.
«Думаю, вам двоим просто нужно узнать друг друга получше. Вам не обязательно
любить друг друга - черт возьми, вы все еще соперники друг другу, - но вам нужно
взять себя в руки. Это зрительский спорт, и все смотрят. То, как вы говорите друг о
друге и друг с другом на публике, имеет значение. Это командный вид спорта, так
что ведите себя как чертова команда. Это понятно?»
Я быстро киваю, но Харпер по-прежнему молчит.
«Конечно», - наконец соглашается он, и я снова становлюсь похож на капризного
ребенка. В этом случае мне придется быть взрослым.
Я пытаюсь придумать занятие, которым мы могли бы заняться вместе, что-то
общее, что мы могли бы использовать, чтобы разрешить эту ситуацию между нами.
«Может, в спортзал?» - предлагаю я.
«А?» - отвечает Харпер, явно не понимая ход моих мыслей.
«Мы могли бы начать тренироваться вместе и выкладывать ролики в социальные
сети. Это будет полезно для нашего вождения, и мы можем попытаться узнать друг
друга немного больше». Харпер
