Брак по расчету - Фелиция Кингсли
И я тоже с ужасом осознаю, что Эшфорд, который должен был находиться в километрах от меня, будет спать в соседней комнате.
Эшфорд с силой хлопает дверью и в ярости выходит в коридор.
Мы с Лансом остаемся стоять, обмениваясь изумленными взглядами.
– Если леди Джемма позволит, я откланяюсь. Герцогиня-мать ждет вас в своем кабинете для краткой беседы.
– А у Смирительной Рубашки имя-то есть?
– Что, простите?
– У Смирительной Рубашки, матери Эшфорда, есть имя?
По напряженному выражению Ланса я понимаю, что он с трудом сдерживает смех.
– Леди Дельфина.
Уверена, выходя, Ланс шептал себе под нос: «Смирительная Рубашка», – и посмеивался.
Позвонив родителям и сообщив о своем переезде, я заверяю их, что вернусь проведать их при первой возможности, а потом собираюсь с духом перед встречей со Смирительной Рубашкой.
Ее кабинет я искала сорок пять минут!
Обнаружила, что лестница здесь не одна, а по одной на каждые двадцать шагов, и готова поклясться, что, когда я приехала, их тут не было.
А коридоры? Их тут больше, чем на вокзале Кингс-Кросс!
Снова натыкаюсь на Ланса, который, поняв мои затруднения, показывает мне дорогу к пресловутому кабинету Смирительной Рубашки.
Он объявляет о моем прибытии, а потом бросает меня на растерзание леди Дельфине.
Она сидит в кресле у окна, а за ее спиной стоит великанша с тугим пучком на голове.
Лицо Дельфины не выражает ничего: кожа подтянутая (подозреваю, из-за пластической операции), пепельно-русое каре (свежеокрашенное) неподвижно, затвердевшее от лака для волос, а из белого костюма, на котором нет и тени складки, словно он вылеплен из гипса, торчат две худые ноги с острыми коленями (она вообще ест?).
– Дженна. – Она делает мне знак сесть в кресло напротив нее.
– Меня зовут Джемма. Через «эм». Я должна была родиться мальчиком и носить имя Джими, как Джими Хендрикс. А потом акушерка объявила, что родилась девочка, и Джими превратился в Джем-му, – четко произношу я.
Леди Дельфина скептически приподнимает бровь.
– Можем начинать.
– А она кто? – спрашиваю я, указывая на женщину у нее за спиной.
– Маргарет. Моя секретарша по особым поручениям. – Леди Дельфина какое-то время молча осматривает меня. – Встань и повернись вокруг, медленно.
– Зачем?
Свекровь пронзает меня суровым взглядом.
– Потому что так говорю я, и этого основания достаточно. Хочу рассмотреть тебя получше.
Эти аристократы так пыжатся, а волшебное слово «пожалуйста» не произносят никогда.
Я нехотя поднимаюсь и начинаю лениво поворачиваться.
– И долго это еще будет продолжаться? – кисло спрашивает Смирительная Рубашка.
– Я медленно поворачиваюсь, – объясняю я. – Вы сами попросили!
– Это слишком, – фыркает она.
– А мне не уточнили, насколько медленно, – замечаю я, продолжая вращение.
– Довольно, садись. Маргарет, записывай: все переделать. Волосы, руки, лицо, одежду, осанку. Все.
Я плюхаюсь в кресло, закинув ноги на один подлокотник и уперевшись спиной в другой. Дельфина поворачивается ко мне, и ее глаза чуть не вылезают из орбит:
– Это кресло королевы Виктории!
– Что-то я не видела в нем никакой Виктории, когда вошла.
Смирительная Рубашка, не обращая на меня внимания, говорит Маргарет:
– Запиши еще вот что: необразованная и не умеет держать себя в обществе.
– Сколько комплиментов сразу, – иронично замечаю я.
– Что у тебя за семья? Мать, отец, бабушки, дедушки?
– Маму зовут Карли, она преподает йогу и работает в центре холистического массажа. Папа, Ванс, работает диджеем на независимом рок-радио. Бабушку и дедушку со стороны папы я никогда не видела, они умерли, когда папа был совсем маленьким, но знаю, что дедушка был шотландец.
– Шо…тландец? – задушенно переспрашивает свекровь.
– Ну да, фамилия папы – Мак-Пирс, но сотрудница из бюро регистрации ошиблась и записала меня как Джемму Пирс. Просто Пирс, про «Мак» она забыла.
– Хоть раз небрежность госслужащей оказалась полезной предусмотрительностью! Если не будешь всем об этом трезвонить, твое происхождение со стороны отца можно будет опустить, – вздыхает мегера.
– Мой дедушка жил в Эдинбурге, – не обращая на нее внимания, продолжаю я, но она так же равнодушно меня игнорирует.
– Маргарет, записывай: со стороны отца никакого выдающегося родства. – Потом снова смотрит на меня: – Родственники со стороны матери?
– Бабушка недавно умерла, Катриона Строу.
– Я уже слышала это имя.
– Ее семья производила оружие и военное снаряжение. Пушки, ружья, танки…
Смирительная Рубашка безутешно прижимает ладонь к голове.
– Принц Чарльз – пацифист, защитник окружающей среды и животных. Как мы ему объясним, что мой сын женился на девчонке из семьи милитаристов?
Не могу упустить возможность и не подколоть ее еще:
– Не исключаю, что среди моей родни было и сколько-то преступников.
– Сделаю вид, что я этого не слышала. А твое образование? Какой пансион ты посещала?
– Пансион? Никакой. Мои родители выбрали государственную школу, чтобы я могла по вечерам возвращаться домой и проводить время с семьей.
– А университет? Оксфорд, Кембридж?
– Никакого университета, – кратко отвечаю я.
– В каком смысле?
– Я не ходила в университет. После учебы я пошла на курсы косметологии.
Дельфина тяжело вздыхает, переглянувшись с Маргарет.
– Насколько я вижу, зря потраченное время.
– Я бы не сказала, еще несколько дней назад это была моя работа. Я работала гримером в театре, мы ставили мюзиклы.
Дельфину будто бьет разряд тока в тысячу вольт.
– Гр…гримером в театре?
– Да! Я готовила актеров к выходу на сцену, – продолжаю я.
– Непостижимо… – бормочет свекровь себе под нос. И это та самая капля, которая переполняет чашу моего терпения.
– Да, разумеется, непостижимо – для женщины вроде вас, как это, зарабатывать себе на жизнь. Держитесь, сейчас я скажу кое-что, что вас потрясет: человек перед вами, вышеупомянутая Джемма Пирс, никогда не стыдилась своей работы и сейчас уж точно не станет.
Глаза Дельфины метают молнии, и она с суровым видом скрещивает руки на груди.
– Буду краткой. Мой сын на тебе женился, но я не понимаю почему. Любовь? Сомневаюсь. Помешательство? Возможно. В любом случае, узнав тебя, он осознает, что ты ему не подходишь. У меня уже есть длинный список того, что в тебе не так, а я провела с тобой всего десять минут. В любом случае, пока к моему сыну не вернется разум, я должна убедиться, что ты не поставишь всю семью в еще более неловкое положение, чем сейчас.
Семью? Мы что, в фильме «Крестный отец»?
– Могу гарантировать вам вот что, – говорю я, угрожающе указывая на Дельфину и ее компаньонку, – не в ваших интересах начинать войну против меня. – Спрыгиваю с кресла и направляюсь к двери: – А теперь, дамы, я иду посвящать время самой себе в прекрасной ванне, и, если это так обязательно, увидимся за ужином.
С этими словами я выхожу.
Но как мне теперь
