Пустой бокал из-под шампанского - Елизавета Горская
А что я, собственно, намереваюсь здесь делать?
Денег у меня не так много. Английский знаю на твердую тройку. Правда родители Риты похлопотали и устроили меня пожить у одной пожилой четы. Не знаю, кем они им там приходятся, но комнатка на мансарде, куда они меня поселили, совершенно очаровательна. В почти такой комнате жила и рисовала киношная Беатрис Поттер.
Разложив по местам свой скудный багаж, я, подложив под спину пару подушек в премилых бледно-розовых наволочках, расшитых чудесными пионами и веточками лаванды, усаживаюсь на кровати и набираю номер телефона Джулии.
— Хелло! — кричит Джулия в трубку, едва услышав мой голос. — Ты в Лондоне? Не могу поверить! Нам обязательно нужно встретиться! Ты сейчас где? В аэропорту?
— Нет. Мицкевичи пристроили меня у одной замечательной пары. Сейчас будем пить чай. Джулия… — кусаю я губы в поисках подходящих слов, — я хотела узнать… Ричард… он…
— Он сейчас на съемках, — говорит Джулия каким-то странным тоном. — Он… он будет счастлив увидеть тебя, — добавляет она, вероятно, чтобы утешить или подбодрить меня.
Да, я предполагала, что это глупая затея. Но теперь я была в этом уверена на сто процентов.
— О, здорово! Ну ладно, мне пора. Пока.
Я отключаюсь и падаю на подушки, закрываю глаза.
Ну какая же я дура!
Уютная кухня мистера и миссис Камински — с настоящим камином и круглым, застеленным белой скатертью, столом, который ломился от исконно английских булочек-сконов и крошечных сэндвичей с огурцом и джемом — располагала к откровенному душевному общению. Мы проболтали до двух часов ночи.
Оказывается, чета Камински переехала в Англию в 70-х. В Москве, на тот момент, у них оставались родители, которых они навещали каждый год, на протяжении тридцати лет. Когда родителей не стало, с Россией их больше ничто не связывало. Однако они по-прежнему ежегодно продолжают туда ездить — как они говорят: «Там наша родина, наш дом». И я стала задаваться вопросом «А где мой дом? И есть ли он вообще?»
Их сыновья давно разъехались: старший живет в Сиэтле, работает адвокатом, его супруга занимается домом, рисует, оба они воспитывают двух очаровательных малышек, а младший, фотограф, не сидит на месте, объездил пол планеты, более того, по словам миссис Камински, он всячески презирает оседлый образ жизни. Его девиз: «Двигайся, пока можешь». Хм… А в этом что-то есть…
На утро я просыпаюсь с твердым желанием «сделать ноги». Затею с поездкой с каждой минутой нахожу все более безрассудной.
О чем я только думала?!
Но прежде чем лететь обратно в Москву, мне нужно увидеть хотя бы Джулию. Смыться без предупреждения — это ведь и есть уйти по-английски, не так ли? — было бы верхом неблагодарности. Джулия тут ни при чем.
Перед поездкой в Англию я слегка обезумела и накупила кучу ненужный вещей — по крайней мере, в деревне они мне точно не пригодятся. К этим вещам относятся тяжелые ботинки на шнуровке, куртка-косуха, бойфренды и хрустящие рубашки пастельных оттенков. Но здесь, в Лондоне, в подобном луке я ничем не отличалась от большинства англичан.
На встречу с Джулией — мы договорились попить кофе в ближайшей от ее дома кофейне под уютным названием «My family» — я пришла, опоздав на целых час пятнадцать минут. Что за сумасшедшие расстояния в этом городе?!
Но Джулии в кофейне не было.
Может я что-то перепутала?
Точно помню, что она называла именно это адрес.
Неужели она не дождалась меня?
Заказываю капуччино и бухаюсь за самый отдаленный от входа столик.
Очень хочется вон тот пухлый пончик в шоколадной глазури, с таким заразительным аппетитом поглощаемый стройной гламурной девицей.
Или этот восхитительный — на вид, о вкусе я могу только догадываться — лимонный чизкейк, который так безумно распахся на всю кофейню.
О! Шоколадный торт! Слюнки текут при одном взгляде на него.
Поспешно отворачиваюсь, дабы не нарушить свое железобетонное правило «ни грамма сладкого», и усердно принимаюсь изучать не прекращающийся потом машин — там, за окном.
Надеюсь, это занятие отвлечет меня от желания поскупать все сласти в этом «дьявольском» месте…
— Здравствуй, Вита, — слышу до боли знакомый голос совсем рядом и, непроизвольно вздрогнув от неожиданности, резко оборачиваюсь.
Возле столика стоит Ричард, запыхавшийся, с взлохмаченной шевелюрой, в распахнутой кожаной куртке. Его теплый взгляд обволакивает, улыбка лишает способности дышать. Я не могу произнести ни слова.
— Ты… ты же должен быть на съемках, — наконец, выдавливаю я первое, что приходит в голову.
— Какие могут быть съемки, когда есть… ты? — произносит Ричард, беря меня за руку, и, когда я, как завороженная, не сводя с него глаз, встаю, заключает в теплые и долгожданные объятья, а затем, запрокинув мне голову, целует так, что кружится голова и подкашиваются коленки.
Это противозаконно — так целоваться! Вряд ли когда-нибудь мне посчастливиться испытать что-то подобное.
Поцелуй прерывается из-за раздраженного покашливания желающей пройти мимо нас гламурной девицы, минуту назад у меня на глазах поглощающей глазированный пончик. Заливаясь румянцем (лицо Ричарда в этот момент абсолютно спокойное, я бы даже сказала, умиротворенное, словно это у него хобби такое — целовать девушек на виду у пары десятков любопытных глаз), цепляюсь за его широкие плечи и пытаюсь отдышаться.
— Добро пожаловать в Лондон, родная, — вновь целует меня Ричард, не обращая внимания на глазеющих посетителей. Меня же это немного нервирует. Я еще даже не определилась, какие у нас с Ричардом отношения и возможны ли они вообще (если учесть его профессию, толпы поклонников и тот факт, что я живу в тысячах километрах от него), а он уже обозначает свою территорию, целуя меня у всех на глазах.
— Ричард… — я делаю вид, что усиленно что-то ищу в сумочке (на самом деле, я жутко смущенна и растерянна и не знаю, как вести себя в его присутствии), — Ричард, я… правильно поступаю? — наконец, задаю я вопрос, встретившись с ним взглядом.
— В смысле? — хмурит он брови.
— Правильно ли то, что я прилетела
