Контакт на случай ЧП - Энтони ЛеДонн
К их чести, обычно они на этом и останавливаются. Но только затем, чтобы многозначительно переглянуться: мол, вот Том уйдет, тогда поностальгируем.
Это, возможно, даже хуже.
У меня звонит телефон.
Наконец-то!
Только вот это не Лоло. И не мама. Этого номера нет у меня в контактах.
Обычно такие номера я отправляю поговорить с автоответчиком, но в этот раз останавливаюсь: у этого код 212. Манхэттен.
Любопытство одерживает верх, и я беру трубку.
– Алло?
– Здравствуйте, эм, это Том Уолш? – говорит женский голос, напряженный, как будто его владелица не хотела звонить, но жребий пал на нее.
– Да. С кем я разговариваю?
Слышу облегченный вздох.
– Это Алисия Грант. Я работаю в отделе кадров в «Каплан и Госсет».
Я сажусь прямо и замираю.
Я не слышал названия этой компании уже много лет. Несколько минут назад мы проехали мимо их офиса.
– Хорошо? – говорю я, потому что не имею ни малейшего понятия, зачем мне звонят оттуда спустя столько времени.
– Мистер Уолш, примите мои соболезнования, но я вынуждена вам сообщить… произошел несчастный случай.
9. Кэтрин
23 декабря, 12:49
Я уже знаю, где нахожусь, еще до того, как открываю глаза.
Понимаете, в больницах есть особый запах.
Принято считать, что больничный запах пахнет чистотой. Но он слишком чистый. Настолько, что вызывает недоверие. Потому что маскирует некоторые вещи.
Бактерии и сепсис, плохие новости и прощания навсегда.
Медленно и неохотно приоткрываю глаза и сразу же издаю стон: жуткий неоново-зеленый свет флуоресцентных ламп отдается стреляющей болью в моих глазницах.
Мне удается продержать глаза открытыми достаточно долго, чтобы посмотреть на себя и обнаружить, что на мне ужасная больничная сорочка. Такая, из которой задницу видно. На сорочке узор из облачков.
Все это позволяет мне сделать два вывода.
В этой больнице я – пациент.
А еще я в аду.
Только вопрос: как я, собственно, в этом аду оказалась? Вот этого я не улавливаю.
Снова закрываю глаза и пытаюсь заставить мозг разобраться в царящей в голове путанице. Помню, как говорила с… Мартином?
Нет, с Марвином. Нет. С Мэтью? Нет.
На самом деле мне немного легче оттого, что я не могу вспомнить его имя, потому что это мое нормальное состояние.
Снова через силу открываю глаза и обращаюсь к пустой комнате.
– Эм… здравствуйте?
Мне отвечает только монотонное гудение аппаратов.
Медленно поворачиваюсь на звук и с тревогой понимаю, что мою руку и одну из этих аппаратов соединяет трубка капельницы.
Нетушки. Мне это совсем не нравится!
– Здравствуйте! – снова пробую я, на этот раз погромче. Чуть нетерпеливо. Ну ладно, очень нетерпеливо. – Мне что, на какую-то кнопку для обслуживания номеров нужно нажимать?
Допустим, «обслуживание номеров» – не совсем правильная формулировка, но есть вероятность, что это кого-нибудь выбесит достаточно, чтобы обратить на меня внимание.
Увы. Ноль реакции. Поворачиваю голову к двери, чтобы мой голос лучше доносился до людей, у которых есть ответы.
Это движение было большой ошибкой. Мне становится так больно, как будто мне проломили череп, не иначе. Следом на меня накатывает волна тошноты.
– Вашу ж…
Снова жмурюсь, чтобы не видеть зеленого света, потому что уверенно могу сказать: сейчас в этой комнате наверняка нет ничего зеленее моего лица. Делаю глубокий вдох через нос и молюсь, чтобы тошнота осталась пассивной и не перешла в фазу атаки.
К счастью, небольшую вечность спустя меня перестает мутить.
Я усвоила свой урок и не совершаю резких движений. Вместо этого перебираю мысль за мыслью в попытке разобраться в своих последних воспоминаниях.
Итак, что же мы имеем?..
Плетущиеся туристы.
Посыпка из «Старбакса».
Silver Bells.
Майкл. Мэтт. Мартин.
Митч!
«Рокетс».
Такси.
Сминающийся металл.
На этом моменте все обрывается.
– Так-так, – бормочу я.
Единственный логичный вывод – я попала в аварию. И виноват в ней был, вероятно, не мой водитель, потому что нью-йоркские таксисты никогда не провоцируют аварий.
Должно быть, туман в моей голове начинает рассеиваться, потому что я наконец соображаю, что где-то в тонких, как бумага, простынях должен быть небольшой пульт. Я помню, что во время папиных затяжных визитов в больницы такие всегда были у него под рукой – на случай, если ему понадобится помощь.
Мне сейчас точно нужна помощь. Помощь, чтобы смыться отсюда к чертям.
Я ненавижу больницы. В особенности – больницы под Рождество.
Пальцы скользят по холодному жесткому пластику. Я раз за разом нажимаю на самую большую кнопку, пока до меня не доносится звук чьих-то шагов. Судя по всему, это обувь на резиновой подошве, но я все равно слышу, насколько раздраженная эта походка.
На мой взгляд – необоснованно. Это же я привязана к кровати в сорочке, которая не прикрывает задницу; кто бы ко мне ни шел, он полностью мобилен, а посему дуться ему не положено.
Шаги останавливаются у моей кровати, и я открываю глаза.
– Наконец-то, – бормочу я и медленно поворачиваюсь к медсестре.
Внимательно ее разглядываю.
Я очень уважаю всех медсестер, правда. За время, что папа был болен, я повидала многих и знаю, что это неблагодарная, изнуряющая работа.
А еще я знаю, что даже самая добросердечная медсестра под конец смены может стать немного раздражительной. Или очень раздражительной, если это была двойная смена.
– Во сколько вы сегодня начали работать? – спрашиваю я.
Она удивленно на меня смотрит.
– Прошу прощения?
– Ваша смена. Как долго вам осталось?
Она озадаченно смотрит на часы.
– Я заканчиваю примерно через час. А что?
– Это ваша первая смена? Или вторая?
– Первая. Любезная, вам что-то нужно?
Ах, с чего бы начать? Мне нужны объяснения. Такси домой. Моя одежда.
Телефон! Господи! Что, если я пропустила звонок от Гарри? Тот самый звонок?
– Не могли бы вы отдать мне мой телефон? Пожалуйста, – торопливо добавляю я, чтобы дать понять: я из хороших пациентов.
Вместо ответа она смотрит на свой планшет, переводит взгляд между ним и аппаратами, к которым я подсоединена.
– Как вы себя чувствуете? Хотите пить? Есть?
Ни то ни другое. Но хотя меня все еще подташнивает, головная боль в разы хуже. По опыту, нет такой мигрени, с которой бы не справилась хорошая питательная еда.
– Не откажусь от еды. Только ничего больничного, пожалуйста. При всем уважении, кормят здесь отвратительно,
