Украденная семья

Адам.

Собачье отродье!

Чертов Вадим!

Выскользнул из моих рук в последний момент, как моллюск, опустившийся на самое дно. Я узнал от преданных людей, что Вадика кинул Роберт Мэйзер, человек, который много лет пытается вести со мной войну. Мерзкий тип. Вадим угодил в яму, выкопанную им же — он больше не может устроиться на нормальную работу или податься в органы правосудия.

Не успеет, потому что я сразу вычислю его, и тогда правосудие будет совершено мною. Не в законном понимании, естественно. Вадик теперь бомжует и топит лучшие годы в стеклянной бутылке. Он всегда был слабаком, не в состоянии выдернуть себя из трясины проблем.

Мне доложили, где сейчас прячется Вадик — под теплотрассой. И, кажется, у него почти сложилась личная жизнь. Незамедлительно я поехал в это обсосанное место, однако бродяги предупредили Синицына, и он улизнул от меня.

Не сегодня, так завтра, но я обязательно найду Вадима. Он просто не может постоянно скрываться.

В кабинете наверху я вымещаю ярость на двери. С размаха захлопываю ее и подхожу к столу. Не щадя, резко отодвигаю эксклюзивное кресло, усаживаюсь и хватаюсь за голову.

— Нельзя! — ору.

Редко можно застать меня в подобном состоянии, но когда оно случается, лучше не трогать. Я специально решил уединиться, чтобы перебороть гнев. Делаю глубокий вдох и молниеносно перевожу взгляд на дверь. Она открывается.

— Папа!

— Я сказал, выйди, — немного спокойнее говорю.

— Нет!

Алиса прошмыгивает внутрь. Фоном доносятся вопли Синицыной-старшей. Юлия заполошно пытается остановить дочь, но Алиска закрывает дверь прямо перед матерью, ловко щелкает замком.

А это уже интригует.

Юля что-то причитает и скребется по ту сторону.

Я облокачиваюсь на стол.

— Весь внимание, юная леди.

Алиска настроена недружелюбно, даже воинственно. Ее песочные волосы растрепались, намагнитились и теперь больше походят на шапку одуванчика. Малышка скрещивает руки и демонстративно топает вязаным носком по полу, намекая о своем недовольстве.

— Папа, ты же говорил, что нехорошо обижать девочек!

— Да…

Наваливаюсь сильнее на стол, показывая Алисе всю серьезность ответа.

— В новом доме смеются все, — вытягивает ладошку и начинает загибать пальцы, — ты, Хельга и даже Каин с Авелем. Только моя мама плачет!

— Детка, — мягко произношу, стараясь успокоить, — ты слишком маленькая, чтобы понять. Просто твоя мама эмоциональна. Она на все реагирует остро.

Опыта общения с кандидатами в первоклашки у меня ноль. Я привык разговаривать с мужчинами, что не гнушаются использовать жаргон, или же с деловыми партнерами.

— Неправда! — бойко спорит. — Когда мы жили в квартире, мама всегда улыбалась и ходила на работу, а сейчас грустит. Это ты ее обижаешь! Ты во всем виноват!

Устами младенца глаголет истина, и мне на секунду становится стыдно. Да, я осознал свое прошлое поведение и теперь на пути исправления. Однако я не намерен терпеть капризы мелкой задиры. Мать совершенно ничему не научила Алису.

— Я старше тебя, поэтому будь добра проявлять уважение, — тверже отвечаю. — Тебе всего пять лет.

— Почти шесть! — размахивает руками и грозит пальцем. — Если мама плачет, то я больше не стану есть вонючий суп Хельги, я хочу мамину запеканку, а ты не разрешаешь ей готовить! И смеяться тоже не буду, и никогда не пойду в школу!

Дерзкая, продуманная мелюзга. И в кого она характером? Юлия признавалась, что Алиска моя дочь, но я сомневаюсь. Уверен, ДНК-тест окажется отрицательным.

Не может быть у меня детей. Со здоровьем порядок, но просто тот, кто пишет судьбы, не позволит иметь детей такому, как я. Оно и к лучшему. Очень много грехов я накопил за душой. В чудеса не верю лет с девяти, что Дед Мороз существует — тоже. Есть только суровая реальность, где за свое надо грызть.

— Замолчи, Алиса. Закрой рот!

— Ты плохой! Ты злой! Я больше не люблю тебя!

Резко поднимаюсь на ноги и упираюсь кулаками в столешницу. Маленькая вариация Юлии скручивает меня в бараний рог, а нутро на куски раздирает. Алиса плачет, и я не тварь, чтобы не реагировать на детские слезы. Но, признаться, эмпатии во мне ни капли.

— Успокойся. Хочешь, я куплю куклу или медведя? Закажи все, что угодно.

Огибаю стол и спешу вытереть слезы со щек Алисы. Девочка бежит от меня прочь, едва отпирает замок, как испуганная Юлия тут же врывается к нам. Опускается перед дочерью на колени и обнимает.

— Чудесно! — всплескиваю руками, наблюдая сию картину. Один я, как всегда, подонок и негодяй. А ведь по-человечески просил не дергать меня хотя бы час. Женщины. С ними всегда нелегко. — Ну что? Что вы на меня так обе смотрите?!

Алиса хмурится.

— Извинись перед мамой или я никогда не лягу спать в десять вечера.

Спорить и доказывать правоту? Бесполезно.

— Простите меня, Юлия Алексеевна, изверга такого, — с неприкрытой иронией оправдываюсь перед Синицыной, а та ошарашенно хлопает глазами.

Алиса вытягивает руку и ладошкой подзывает меня ближе.

— Дай свой мизинец, — берет мою руку и оборачивается к Юле, — теперь ты, мама. — Скрепляет наши пальцы: — мирись-мирись…

После всем известного ритуала становится между нами, поглядывая на меня снизу вверх.

Юле неловко, стыдно. Она, в отличие от Алиски, боится поднять на меня глаза, лишь поджимает губы. У девушки сильно дрожат руки, а в голосе звучит тревога.

— Лапушка моя милая, доченька, — бормочет, — иди, нам с папой надо поговорить.

— Нет, я теперь буду тебя всегда защищать.

— Не нужно, мы помирились. Все хорошо. Тебя игрушки заждались.

— Нет, — мотает головой.

Юле неудобно, и она снова присаживается на корточки перед дочерью.

— Алиса, если не послушаешься, я вызову дядю полицейского, и он тебя арестует.

Алиска морщит нос и следует указке матери. Закрывает за собой дверь.

— Теперь понятно, Юлия Алексеевна, у кого ребенок научился манипулировать. Браво, Синицына, высший класс! — аплодирую.