Люсиль Флетчер - «Алло, вы ошиблись номером…»

Люсиль Флетчер, Аллан Ульман

«Алло, вы ошиблись номером…»

…Дотянувшись до телефона на ночном столике, она еще раз с излишним усердием принялась набирать номер. Напряженно вслушиваясь в треск и щелчки, означавшие, что автоматическая станция соединяет ее, она почувствовала боль в спине, затекшей от неудобной позы. Потом до нее донесся резкий прерывистый сигнал. Занято. Она бросила трубку на рычаг и произнесла вслух:

— Не может быть! Не может быть!

Откинувшись на подушки, она закрыла глаза, отсекая от себя комнату и белый прямоугольник окна, в котором виднелась подернутая туманом улица. Вечерний ветер слегка колыхал складки ее халата. До нее доносились затихающий плеск реки и дребезжащие звуки улицы.

Она сосредоточилась, словно прислушиваясь к своей боли, ставшей в этот час мучительной. Где муж? Что задержало его? Почему именно в этот вечер он исчез, не позвонив и не сказав ни слова? Это было непохоже на него, совсем непохоже. Он ведь знал, какие последствия это может иметь. Один или два раза в прошлом его выходки чуть не убили ее; невероятно, чтобы он сознательно вновь пошел на что-либо подобное.

Но тогда почему же его нет? Не попал ли он в аварию? Однако в таком случае ее, наверное, немедленно известили бы.

Беспокоили и другие проблемы, но все они вытекали из его необъяснимого отсутствия. Например, телефон… Во многих отношениях это самая растреклятая штука — этот телефон. Она уже больше получаса звонила и звонила в его контору, или, по крайней мере, пыталась дозвониться. И каждый раз, набрав номер, слышала прерывистый сигнал: занято.

Не долгий гудок, который раздается, когда никто не подходит к телефону, — это бы еще куда ни шло, — а именно прерывистый. Занято! Если он там, в конторе — а кто-то явно должен был там быть, — возможно ли, чтобы он говорил по телефону целых полчаса? Возможно, но маловероятно.

Она мысленно перебирала все варианты, решительно все, что могло с ним случиться. Быть может, стена болезни — ее болезни, вставшая преградой между ними, сокрушила, наконец, его терпение? Никогда еще, кажется, он не говорил ей ни слова упрека в течение тех долгих периодов болезни, когда она не могла откликаться на его чувства. Хотя это был человек глубоких страстей сильное, здоровое животное, — он умел всегда контролировать и сдерживать себя. Иными словами, если быть откровенной перед собой, ей никогда не приходила в голову мысль о другой женщине или женщинах. Но теперь…

Все же эта явная возможность как-то не соответствовала обстоятельствам, даже когда она откровенно и серьезно взвесила все. Он был собранный человек. Все, что он делал, он заранее тщательно планировал и точно исполнял. Не стал бы он поступать так глупо и неосторожно.

Какие-то иные, пустяковые варианты также были маловероятны. Он любил во всем действовать по-крупному, с той смелостью, которая так ясно светилась в его уверенном, пытливом и добром взгляде.

Думая о нем, она на мгновенье открыла глаза, чтобы взглянуть на свадебную фотографию, стоявшую в полированной рамке на ночном столике. Тускло освещенные, но и без того ясно видимые глазами ее памяти, проявлялись на фотографии ее собственное атласное великолепие и его могучая широкоплечая фигура. Он и сейчас такой же, подумала она. За десять лет ничто не изменилось в стройных и сильных линиях его тела, в редкой мимолетной улыбке на чистом и гладком лице.

Зато она изменилась. Лишь величайшая предосторожность помогала скрывать следы, оставленные временем и ее — теперь уже хронической болезнью. Скоро, если она не сможет восстановить былую силу и воспользоваться благами последних лет молодости, никакие средства не скроют глубоких морщин вокруг глаз, складок в уголках рта, дряблой кожи под подбородком. Не угадал ли он чего-нибудь, кроме болезни, в ее постоянной боязни дневного света?..

«Что он любит, что ценит в этой жизни?» — вновь подумала она.

Теперь, спустя десять лет после их бракосочетания, которое она рассчитала почти с военной точностью, единственным залогом крепости их союза оставалось богатство ее отца. Он испытывал глубокое уважение к этой горе денег. Вряд ли можно ожидать, что когда-либо он захочет выйти из зоны котерелловских миллионов.

«Не надо заблуждаться, — напомнила она себе, — ты ведь хотела, чтобы все было именно так. Практические отношения, установившиеся между вами, помогали тебе создавать столь желанную иллюзию счастливого брака. Все подруги завидовали тебе, и это было лучшее, что жизнь могла подарить».

Воспоминания о том, как она скроила свадьбу, поблекли, и вновь в ней закипело раздражение и боязнь одиночества. Проклятый телефон! Что-то подозрительное было в нем, в этих бесконечных коротких гудках.

Ей пришло в голову, что в аппарате мог оказаться какой-то механический дефект. Она села на кровати, дотянулась до телефона, досадуя, что не подумала об этом раньше. Набрав номер коммутатора, она услышала в трубке потрескивание и щелчки, а вслед за этим приятный голос:

— Слушаю вас!

— Будьте добры, соедините меня с абонентом Маррей-Хилл, 3-00-93.

— Этот номер соединяется автоматически.

— Но он не соединяется! Поэтому я и звоню вам, — сказала она раздраженно.

— А в чем дело, мадам?

— Я звоню по этому номеру беспрерывно вот уже полчаса, и он все время занят. Это слишком маловероятно.

— Маррей-Хилл, 3-00-93, вы говорите? Сейчас попробую. Минутку, пожалуйста.

— Это контора моего мужа, — сказала она, слушая, как телефонистка набирает номер. — Он должен давно быть дома. И я не могу представить себе, что могло задержать его и почему этот дурацкий телефон все время занят. Обычно к шести часам вечера в конторе никого нет.

— Набираю Маррей-Хилл, 3-00-93, — не слушая, ответила телефонистка.

Опять этот прерывистый сигнал! Этот непонятный, дурацкий, бесконечный сигнал. Она уже собиралась положить трубку, как вдруг гудки прервались, и мужской голос произнес:

— Алло!

— Алло! — нетерпеливо закричала она. — Мистера Стивенсона, пожалуйста!

Мужской голос снова бессмысленно произнес:

— Алло?

Это был глухой, хриплый, со странным акцентом голос. Человека с таким голосом можно узнать по одному слову.

Она повторила прямо в микрофон — громко, отчетливо:

— Мне нужно поговорить с мистером Стивенсоном! Это говорит его жена!

Хриплый голос сказал:

— Алло, Джордж?

И, словно в безумном сне, другой голос, безжизненный, гнусавый, ответил:

— Слушаю.

Охваченная отчаянием, она закричала:

— Кто это говорит? Скажите, какой у вас номер?

— Я получил твой сигнал, Джордж, — прогудел низкий голос. — На сегодняшний вечер все нормально?

— Все нормально. Я сейчас у клиента. Он говорит, берег чист.

Это было совершенно непонятно и необъяснимо. Невозможно. Она сказала ледяным тоном:

— Прошу прощения, что происходит? Я звоню по этому номеру!

Еще не закончив, она поняла, что они не слышат ее. Ни этот Джордж, ни другой, с глубоким низким голосом.

Она теребила запутавшийся провод. Ей надо было повесить трубку. Но она не могла заставить себя сделать это. Какие-то странные, незнакомые ей люди продолжали свой разговор, и то, что она слышала, приковало ее к трубке.

— Порядок, — прогудел низкий голос. — В 11.15, Джордж, как договорились?

— Да, в 11.15. Ты все правильно понял?

— Да, думаю, все.

— Повтори-ка еще раз, чтобы я был спокоен.

— Ладно. В 11.00 частный полицейский заглядывает в бар на Второй авеню выпить кружку пива. Я лезу через окно на кухне, которое выходит во двор, и жду, пока по мосту пройдет поезд — на тот случай, если она закричит.

— Точно.

— Да, забыл спросить тебя, Джордж. Нож подойдет?

— Подойдет, — не дрогнув, ответил гнусавый голос. — Но смотри, чтобы все было быстро. Наш клиент не желает, чтобы она долго мучилась.

— Понял, Джордж.

— Да не забудь захватить кольца и браслеты, а из комода — камушки, продолжал Джордж. — Клиент хочет, чтобы все выглядело, как обычное ограбление. Это очень важно.

— Я не промахнусь, Джордж, ты меня знаешь.

— Да. Итак, еще раз…

— Давай. Когда фараон махнет за пивом, я пролезу через заднее окно — в кухню, стало быть. Там дождусь, пока пойдет поезд. Когда все сделаю, возьму камни.

— Все верно. Адрес не забыл?

— Помню, — проскрипел хриплый голос. — Улица…

Оцепенев от страха и возбуждения, она прижала трубку к уху, так что почувствовала боль в виске. Но в это мгновение линия отключилась и замерла, а через одну-две секунды из трубки послышался обычный непрерывный сигнал.

Задыхаясь, она громко закричала:

— Какой ужас! Какой ужас!

Можно ли было сомневаться в значении этих страшных, холодных, деловых слов? Нож! Нож! Он произносил это так спокойно, словно ничего особенного не было в том, чтобы говорить о ножах, открытых окнах и кричащих женщинах.