Не прощай мне измену
- Потеря...л Пытаюсь выговорить, но у этого долбанного слова всё время теряется последняя буква, придавая ещё больше драматизма происходящему. Врач скорой помощи рвёт узкий рукав рубашки, чтобы добраться до вены, и тихо уточняет у фельдшера тут ли мои вещи. Тот подтверждает, что сумку на носилки положила охрана. И врач, заканчивая вводить лекарство, громко, будто я одновременно слабослышащий и тупой, поясняет: - Всё на месте , не волнуемся, бережём сердечко, никто ничего не потерял! - Потерял, - не соглашаюсь, но чувствую, как уплываю от инъекции. Потерял и теперь бессилен.
Два часа назад по дороге на встречу раздался звонок с незнакомого номера. Жму ответить, и в салоне звучит хорошо поставленный голос Алёны. Тихо матерюсь. - Здравствуй, Тимур. Ни единой лишней эмоции, холодная доброжелательность. Мы это уже проходили. Ни капли личной заинтересованности в поведении. Сначала. А потом она превращается в танк, прущий к цели, невзирая на средства и сопутствующие потери. Какое-то время целью был я. Небезуспешно, о чем бесконечно жалею. Но с того вечера в “Сапоре” личных встреч у нас не было, да и той не должно было быть, конечно. Все деловые контакты я тоже обрезал, перевёл на Лёху, как и основной бонус по проекту. Он не жалуется. - Здравствуйте, Алёна Вячеславовна. Вы, вероятно, ошиблись номером, набирая Алексея. Всего наилучшего… - жму отбой. Все известные её номера давно отправлены в блок, этот уйдет туда же.
Крепко сжимаю руль. Если по-честному, Алёна тут ни при чём, я сам всё проср@л, хотя Леха это назвал более ёмким словом. И я с ним согласен. Поэтому, когда вновь раздаётся звонок, собираю остатки вежливости и отвечаю почти без сарказма: - Снова здравствуйте, Алёна Вячеславовна. - Тимур, не бросай трубку. Это важно. - Все важные и неважные вопросы решает Алексей, - тянусь к кнопке со значком красной трубки. - Это не по проекту - начинает нервничать. - А не по проекту у нас вопросов нет. - Тимур! - срывается Алёна, - Она всё равно выбрала не тебя! Это о Симе. Очень зря.
Алёна ревнивая и конфликтная женщина, особенно если у неё что-то не получается. А я не получаюсь. Теперь. И то, что было, считаю ошибкой, даже если до физической измены не дошло. Она разбирается в людях, предугадывает поступки, и меня просчитала, в своё время. Дождалась, когда я, кретин, начну делать ошибку за ошибкой. Сейчас делает их сама. - А кого? - вкрадчиво интересуюсь я, наливаясь холодной яростью. - Деньги, - выпаливает Алёна и продолжает частить, - Она выбрала деньги. Я знаю, что вы больше не вместе, Тимур, и давно. Давай встретимся, поговорим… - Значит так, - перебиваю, пока окончательно не вывела этим бредом, - свои фантазии по поводу моей жены оставь, пожалуйста, при себе. - Делаю особое ударение на слове “пожалуйста” , стараясь тоном показать всю глубину последствий, которые обязательно будут, если она еще хоть слово скажет о Симе. - Это последний вежливый разговор. Вместе мы с женой или нет - только наше дело. Не твоё. Это понятно? - А ты спроси, где она сей… - Всё! Нахрен! - бросаю трубку.
Неверяще усмехаюсь - надо же такое придумать… Еду дальше, а сомнения подтачивают... На что-то ж рассчитывала Алёна, когда сочиняла эту нелепую ерунду? Ведь я легко могу всё выяснить. Чутьё подсказывает, что какая-то правда в словах Алёны должна быть, но мозг отказывается верить в это индийское кино. Деньги или любовь? Лоб морщится - бред же собачий.
Но жене всё-таки звоню. Сбрасывает. Думал, что период, когда она не отвечала на мои звонки, прошёл… Набираю снова — то же самое. Наверное, рано беспокоиться, но неприятное предчувствие уже ворочается за рёбрами. Звоню отцу Симы, тесть сухо отвечает, что ничем помочь не может, и, думаю, не хочет. Правильно, папа Саныч, защищай свою дочь. На твоём месте я бы со мной вообще говорить не стал.
Остаётся Лада. У нас был тяжёлый разговор на крыше после концерта. Это странно, но несмотря на то, что тогда высказала Лада, а постаралась она от души, с оттяжечкой, надежда во мне окрепла. Вряд ли кому-то другому позволил бы вообще заикнуться, но благодарен подруге жены за поддержку. Это она забирала Симу после той фотосессии… Фото умирающей души Сим-Сим выжигали нутро, но я продолжал смотреть, пока не остался лишь пепел. Боль от собственных ошибок увеличивается кратно, когда понимаешь, что за них заплатил единственный близкий тебе человек.
- Лад, где Сима? - начинаю без предисловий. - И тебе привет, - отвечает спокойно. Она, наверное, единственная знает, сколько мы значим друг для друга, поэтому всегда очень деликатна, - Сима сегодня улетает в Берлин, Тим. - Какой, нафиг, Берлин? Она вчера вечером дома была… - в лобовое начинают бить капли дождя, застилая видимость, но у меня и без этого на глаза опускается пелена. - Была. А сегодня не будет, - пауза, во время которой Лада явно набирается смелости, чтобы чем-то меня “обрадовать”, потому кое-как паркуюсь у обочины, пока не впилился куда-нибудь, - Тим, послушай, я никогда не лезла к вам, ты знаешь, но не сейчас. Не останавливай её. Симе нужно… - Я тебя услышал, - прерываю её, потому что и так знаю, что хочет сказать. Симе, мать вашу, сейчас лучше без меня. - Что в Берлине? - Грант Берлинского университета искусств. На три месяца, минимум… или на пять. - …! Когда самолёт? - Тим… - Ладно, я понял. Жму отбой.
Отсекаю хренову тучу вопросов о выборе, о деньгах, о гранте - всё потом. Пишу сообщение Сим-Сим, чтобы взяла трубку, а сам открываю расписание полётов. Прямых рейсов в Берлин сегодня два. Один через час. Срываюсь с места, проезжая на красный. Если поднажать, успею. Автоматически потираю большим пальцем обручалку. Сима тоже носит. Подала на развод, а носит. Держусь за это знание, как за спасательный круг. Что ты натворил, маленький? Я же тебя не потерял?
В последнюю нашу встречу она так и осталась стоять в прихожей, потерянная от моих слов о разводе. Думал, поймёт насколько нужна, думал, что всё ещё нужен ей. Весь вечер со мной была та же Сима. Раненая, настороженная, но моя, как раньше. На следующий вечер, паркуясь внизу, предложил опять вместе посмотреть кино, на расстоянии. С планшета отправил ссылку на фильм и увидел в окне, как опускается экран проектора. Неужели ошибся, что моя?