Опекун. Она не для меня.
Олег
А ведь домой собирался, отдохнуть наконец, и какой черт меня дернул вернуться? И хрен бы с ним с доком, все равно завтра собирался приехать, не вернулся бы — не было бы сейчас этого геморроя совершенно лишенного, даже капли здравого смысла.
Забота о малахольной, мать вашу, и стоило создать себе головную боль и искать на жопу приключения?
Из больницы я рванул прямиком к Демину, у меня имелось от силы два дня, чтобы помочь девчонке. Идея идиотская, до безобразия просто абсурдная, но в этом городе вряд ли бы отыскался тот, кто бы осмелился отказать Диме, и органы опеки далеко не исключение.
Опека, блядь. Мне серьезно это пришло в голову? Мне? Тридцатичетырехлетнему лбу, вояке в прошлом, криминальной личности в настоящем? Даже думать о таком стыдно, не то, что вслух нечто подобное произносить. Засмеют же. Не говоря уже о том, что любая связь — это слабость, а у меня их нет, и быть не должно.
И, чего меня торкнуло? А впрочем… главное девку вытащить, чтобы в детдом не попала, а там видно будет. Каждый раз задаюсь вопросом: за какие заслуги выродкам всяким детей дают, нормальные, блядь, годами лечатся, а эти, сука… Я вообще не жалостливый и совести у меня давно нет — атрофировалась в далеком прошлом, но это же, блядь, ребенок родной, одна, сука, кровь и плоть. Уроды.
Погрузившись в размышления, я даже не понял, подъехал к особняку Демина, ехал на автомате, на рефлексах что ли. Стоило только оказаться рядом с воротами, как последние разъехались в стороны.
Ну надо же, встречают.
—И че ты здесь делаешь? – Дима встретил меня на крыльцо своего дома, посмотрел на меня с некоторой долей удивления во взгляде, и затушив сигарету, добавил: — Я же тебя отпустил.
— Поговорить надо, — я решил, что логично сразу приступить к делу. Никогда не любил пустой треп, даже с друзьями. С единственным другом. Остальных больше нет, даже могилы сырой не осталось, только воспоминания мои, да вот незадача, мне бы забыть все это хотелось, или там, вместе с ними лечь.
— Ну пошли в кабинет, поговорим, раз надо, — правильно считав мое настроение, согласился Дима, и развернувшись на пятках, проследовал в дом.
Едва оказавшись в кабинете, Дима проследовал к мини-бару, заставленному алкоголем стоимость с хороший такой домик. Открыв дверцу, и критически осмотрев содержимое бара, он наконец вынул бутылку коньяка, с соседней полки достал два бокала, и поставил все это добро на стол. Вот что мне всегда нравилось в Диме, так это способность мылить в правильном русле. Расставив бокалы по краям стола, Демин плеснул в них темно-коричневую жидкость и отставив бутылку в сторону, уселся в большое кожаное кресло. Я же занял второе, ровно напротив.
— Ну рассказывай, что тебя заставило явиться на ночь глядя, — пока еще спокойно произнес друг, — что-то личное или…
— Личное, — перебил его, не дав возможности продолжить.
Я не имел ни малейшего понятия с чего начать разговор, это ведь глупость несусветная, девчонку под крыло решил взять, театр абсурда просто. А с моим образом жизни и вовсе цирк без клоунов. Дима некоторое время терпеливо ждал, молча наблюдая за тем, как я веду внутренний диалог с самим собой, не решаясь высказать вслух причину своего приезда, но вскоре его выдержка дала трещину.
— Так ты будешь говорить, что у тебя случилось? — раздраженно спросил он. — Или мы тут пол ночи будем сидеть?
Наконец собравшись с мыслями и справедливо рассудив, что обратной дороги у меня нет, я поведал Демину самую идиотскую историю из всех, что когда-либо со мной приключились. Рассказал и о решении своем, не менее идиотском, наблюдая, как вытягивается лицо друга, и как округляются его и без того большие глаза.
Как я и ожидал, воспринял Дима мою просьбу крайне скептично, с откровенным непониманием и долей раздражения во взгляде.
— Ты рехнулся? — наконец придя в себя, рявкнул друг. — Какая нахер опека, на кой черт тебе эта девка? Только не говори, что влюбился с первого взгляда.
— Ты идиот что ли? — кажется, у меня даже голос сорвался, это надо же было такое ляпнуть. — Какая нахер любовь, ей семнадцать! Да я, блядь, сам не знаю, как свой хренов рыцарский порыв объяснить, просто не могу я пустить все на самотек, считай, пожалел я ее.
— Ишь какой жалостливый, — усмехнулся друг, делая глоток. — Делать ты с ней что будешь? Тебя дома не бывает неделями, запрешь ее в четырех стенах?
— Надо будет, запру, — я говорил вполне серьезно, не такой уж это и плохой вариант, — слушай, не знаю, главное, чтобы ее в детдом не отправили, остальные проблемы буду решать по мере поступления.
Я мог понять друга и его реакцию, приди он ко мне с подобной просьбой, я бы также у виска покрутил и послал бы куда подальше, крышу протекающую лечить. Нам сейчас без этой девки проблем хватает, а я со своей жалостью приперся, тьфу бля. Ситуация до абсурда идиотская, конечно, но я уже впрягся, а раз впрягся, не мог я ее там оставить, и сделать вид, что ничего не было, не по-мужски это. Помогу ей и отпущу с миром в нормальную жизнь.
— Дим, да я понимаю, как это выглядит, — покачав головой, я залпом опрокинул в себя содержимое своего бокала, — я тебя редко о чем-то прошу, но сейчас, помоги а, я бы не просил, но время поджимает, ее не сегодня, так завтра вышвырнут из больницы и в детдом, ты же сам знаешь, как там, мы оба в этом дерьме росли.
Он слушал меня, глядя в глаза, хмурился, явно прикидывая варианты и обдумывая мою просьбу. Сердобольностью излишней Демин никогда не отличался, у него к жизни всегда был весьма эгоистичный подход, и интересы были эгоистичные — товарно-денежные. Были, конечно, и определенного рода принципы, через которые он никогда не переступал и не переступит, но в целом хорошим человеком его назвать сложно, наверное, впрочем, как и меня. Вот и спелись.
— Хрен с тобой, будут тебе документы, но предупреждаю, случись какая-нибудь херня, отвечать будешь сам.
