Опекун. Она не для меня.
Скользнув взглядом по незнакомке, стиснул челюсти до зубовного скрежета. Левая рука загипсована по локоть, на ногах порезы. И чего она меня заинтересовала, жаль что ли стало? Куда вообще родители смотрят, она же на ногах еле держится, худющая совсем. Кормят ее вообще?
Хотя, глядя на ее внешний вид, выводы напрашивались сами по себе и выводы эти были отнюдь неутешительные. Вероятно, родителям вообще до нее дела нет, кто их знает, столько алкоголиков детей плодят, может ее состояние и вовсе их рук дело.
Пока я находился в раздумьях, медсестра успела подхватить девчонку под локоток и направиться в сторону палаты. Стараясь не обдумывать свои действия и явно идя наперекор здравому смыслу, я последовал вслед за ними.
Остановился у самой двери в палату, раз уж поддался первому порыву, то стоило хотя бы дождаться медсестру и поговорить. Чего ж ты творишь, Громов, совсем видно чердак потек.
Женщина, лет шестидесяти, появилась в коридоре спустя несколько минут. Не давая себе ни секунды на то, чтобы передумать, я перегородил ей путь, вынудив остановиться.
— Вы что-то хотели? — уперев руки в бока, женщина взглянула на меня из-под опущенных очков. Во взгляде ее отчетливо читались раздражение и недовольство. Еще бы, встал тут посреди пути, шкаф двухметровый, пройти не дает.
— Да, — кивнул, стараясь говорить твердо и уверенно, — я бы хотел поговорить с врачом девушки, которую вы только что проводили в палату.
Медсестра лишь слегка разомкнула губы, выгнула удивленно бровь, а к раздражению во взгляде теперь прибавилось подозрение.
— А какое вам, собственно, до нее дело? — прищурившись, она вперилась взглядом в мое лицо, словно запоминая черты лица и отличительные признаки, мало ли показания давать придется. Я едва сдержал усмешку, забавная тетенька.
В общем-то никакого дела мне до девчонки не было, не должно было просто быть, совершенно никакого, но какого-то хрена я до сих пор топтался в коридоре этой чертовой больницы из-за малознакомой — а точнее — совсем незнакомой девицы, явно вызывая подозрение. Впрочем, объясняться с медсестрой у меня не было ни малейшего желания, а потому я молча вынул из внутреннего кармана пальто бумажник, достал из него купюру и протянул женщине. Сестра бегло оглянулась, а затем схватила купюру, сунула ее в карман и тихо произнесла:
— Ждите здесь, доктор подойдет.
Я кивнул только, да и то самому себе, потому что женщина уже успела скрыться из поля зрения. Ждать, так ждать. Осмотревшись, вздохнул и присел на скамью, установленную вдоль стены. Спрятав лицо в ладонях, сделал неудачную попытку проанализировать сложившуюся ситуацию. И вот хрен его вообще знает, какого рожна я все еще здесь делал. Впрочем, всегда можно списать мое совершенно идиотское поведение на жалость. Дима бы поржал с меня знатно конечно, где я и где жалось.
Не знаю сколько я так просидел, очнулся, когда послышались шаги, а за ними и голос.
— Это вы хотели со мной поговорить по поводу девушки? – спросил мужчина средних лет.
Поднявшись с места, я протянул руку доктору, тот пожал ее в ответ.
— Я, — ответил после некоторого молчания и игры в гляделки, — хотел поинтересоваться, что с ней и как она?
Отвечать на мой вопрос никто не торопился. Доктор только окинул меня заинтересованным и в тоже время не лишенным подозрения взглядом, задерживаясь сначала на лице, потом руках и наконец оценив внешний вид в целом. Подозрения во взгляде, впрочем, не убавилось, скорее наоборот. И только закончив свой нехитрый анализ, он наконец произнес:
— Вы, молодой человек, с какой целью интересуетесь?
Еще один.
— Родственник я, — ответил первое, что пришло в голову. Это я потом уже понял, что чушь сморозил, по вытянувшемуся лицу доктора понял.
— Давайте так, — устало вздохнув и потерев глаза, он сделал шаг в сторону и присел на скамью, — либо вы мне сейчас говорите правду, либо я вызываю полицию, потому что видел я ее родственников, те еще... В общем, говорите правду или уходите.
Занавес, блядь. Ну облажался да, хреновый из меня разведчик, находка для шпиона, бля. Теряю навыки. Впрочем, не придумав ничего умнее, я решил испробовать ту же стратегию, что и с медсестрой, потянулся к внутреннему карману, но тут доктор снова заговорил:
— Даже не думайте предлагать мне деньги, — покачал он головой, — я на зарплату нормально живу, говорите правду или уходите.
Какую правду я мог ему рассказать, когда сам не понимал, что здесь делаю. Ну хочет правду, будет ему правда. Буду, конечно, выглядеть идиотом, но раз уж вляпался во все это, надо до конца доводить, поздно заднюю давать.
И как-то просто далась мне эта правда. Рассказал все, как есть, ожидая, что врач сейчас у виска пальцем покрутит и пошлет меня куда подальше, и не сказать, что не прав будет, а он удивил.
— Нормально все с ней, организм молодой, подлечим и отпустим, — как-то совершенно иначе, по-доброму что ли, заговорил доктор. И только взгляд его обреченный, потерянный даже говорил о том, что не все так просто.
А меня чего-то накрыло. Облегчением что ли. И чего, спрашивается, за девку чужую переживаю, мало ли таких на свете, жизнью обделенных? Прошел бы мимо, но нет, сижу тут с доктором, состоянием девчонки интересуюсь. Старею что ли? Может маразм какой? Да вроде рановато пока, тридцать четыре всего. Хотя, с жизнью моей и прошлым печальным, у кого угодно кукушка кукарекать начнет.
— Может нужно что? – прервал я наше молчание. — Не знаю, препараты какие?
Врач покачал головой, и тяжело вздохнул.
— Да есть у нас все, — усмехнулся он, — только не в лекарствах ведь дело. Она здорова уже практически, подлечим еще чуть-чуть, а потом…
Он остановился, прикрыл глаза, сжав пальцами переносицу.
— Что потом? — переспросил я.
Не понравилось мне это «потом», и реакция доктора не понравилась. Я таких как он, видел уже — фанаты своего дела, за каждого пациента болеют, через себя пропускают, таких, блядь, по пальцам пересчитать.