Его маленькая слабость
— О, Глеб Виталич, а вы чего здесь? Я стирку загрузила. Вы уже завтракали?
— Какой тут завтрак? — бросаю я, стискивая зубы. — Я тебе сказал девчонку покормить. А ты чем занимаешься?
— Да уже, уже! — Надежда расторопно подлетает к холодильнику и принимается выгружать продукты на стол. — О, а это тут чего? Кашу сварили уже?
— Она недоваренная. Минут на десять еще включи, — предупреждаю, направляясь к выходу.
— Так тут два пакетика. Вы же гречку не едите. Зачем на двоих варили?
Игнорируя вопрос, выхожу из кухни. Войдя в свою комнату, смотрю на экран телефона. Пропущенный от Валерки. Вот черт. Я ж ему ночью звонил. Сейчас вопросов не оберусь. Но лучше побыстрей с этим разобраться. Может, он посоветует чего.
Перезваниваю.
— Предвещая твои расспросы: вечером, — сразу отсекаю я.
Друг смеется:
— Да я ведь еще даже ничего не сказал.
— Тебе и не надо. Сам понимаю, как это выглядело. И нет, я никуда не влип. Так что расслабь булки. Вечером мне надо в «Голд» заскочить. Там и поговорим.
Закончив разговор, какое-то время продолжаю пялиться в экран телефона.
Не влип ли? Тут как посмотреть. Кажется эта девчонка — то еще болото. Со своими кроличьими глазами. Темно-золотыми волосами. Тихим голоском, который на вопрос, чего бы хотелось ей самой, на удивление уверенно отвечает: «Готовить вам завтраки».
И рот сразу наполняется слюной. Когда представляю, что она мой завтрак, обед и ужин. Кружит, такая нежная в моей рубашке, что едва попу прикрывает, по моей кухне. Босыми ногами пританцовывает по теплому мрамору. И...
Черт! На кой хер я об этом думаю?
Хмурюсь, чувствуя, что не в силах остановить навязчивые видения. Пыхчу как пылесос и сжимаю кулаки. Да только это не тот вопрос, который можно решить силой. От своих мыслей не отмахнешься.
Резко выдыхаю. Потираю переносицу. Как отключить чертову фантазию?
На деле ведь все совсем плохо обстоит. Неполноценная. С такой каши не сваришь, не то чтобы детей делать. Ей от меня только опека и нужна. Наверно, рассчитывает присосаться покрепче — в голове тут же воспоминание, как еще ночью она мой палец своими губками розовыми обхватила, — чтобы попку в тепле держать. Надо сказать, весьма привлекательную по...
Да, сука! Я элементарно не могу выстроить негативную цепочку мыслей!
Хорошо, зайдем с другой стороны. Это ведь всего лишь похоть. И все. Физиологическая реакция на сексуальное молодое тело. Вполне естественно для здорового мужика. Подумаешь, слишком молодая? Подумаешь, слепая? Подумаешь, приживала и обуза на мою голову?
Все это не отменяет того, что у нее шикарное тело. Миниатюрная такая. На фоне меня будто Дюймовочка. И голос. Невольно закрываю глаза, пытаясь воссоздать в голове хрустальные нотки ее стонов. А еще я стал ее первым...
Фу, я же всегда чурался девственниц! На кой тогда это сюда приплел?!
Отчаявшись справиться с собственными мыслями самостоятельно, дергаю ручку двери и направляюсь в просторный зал, смежный с кухней. Включаю телевизор в надежде создать фоновый шум. Опускаюсь на диван. Устало откидываю голову на спинку, прикрывая глаза. Но тут же их распахиваю. Слух безошибочно улавливает тихий голосок, льющийся из кухни:
— Я, похоже, не доварила, — лепечет неуверенно.
— Ешь давай! — ворчит Надежда. — Еще я из-за тебя выслушивать должна от хозяина.
— Простите. Я же не знала...
Хмурюсь, силясь сделать вид, что ничего не слышу.
Телевизор! Упираюсь взглядом в экран и увеличиваю громкость. Деньги. Деньги. Кругом сплошные деньги. Вечный предмет проблем и обсуждений. Люди на что угодно ради них готовы. Предавать, убивать, из шкуры вон лезть, разыгрывая из себя тех, кем на самом деле не являются. Мерзость.
А сам-то далеко ушел?
Уже и забыл, наверно. Когда сбежал пацаном из дома и даже на автобус денег не хватало. Разве не готов был глотки грызть просто за кусок хлеба? И делал вещи, которыми теперь не горжусь.
Это сейчас, имея все, легко рассуждать. Судить. И мерзостью называть. Ты сам когда-то таким же был. И притворялся тем, кем не был, чтобы элементарно выжить.
Вот и она...
Челюсти сводит от непроизвольного возвращения к нежелательным мыслям. Палец сам нащупывает на пульте кнопку. И по мере того, как звук из колонок убавляется, становится различим разговор из кухни.
— Как там ваша дочка? — вежливо любопытствует Аня.
— Нормально, — небрежно бросает Надежда. — Как ей еще быть?
— Вы просто в пятницу говорили, что она приболела.
— Приболела, — довольно резко отзывается домработница. — Потому и не смогла я прийти в выходные. Что ж я, кровиночку свою больную брошу ради чужого дитя?
— Да нет, конечно, — будто оправдываясь, отвечает Аня. — Я просто узнать хотела о ее самочувствии. И все.
— Ты давай доедай быстрее. Мне еще полы тут мыть. Развезла тут грязюку... Тьфу, кофе, что ли?
— Я наелась, — бормочет Аня. — Спасибо.
Слышу, как ножки стула скрипят по полу. Поворачиваю голову, ожидая увидеть крадущуюся девушку в просторном коридоре.
Вот и она. Останавливается. Поворачивается к кухне:
— Теть Надь, — вкрадчиво зовет.
— Ну чего еще?
— Вы, случайно, не знаете, где можно алфавит Брайля раздобыть?
— Так ясно где, в книжном магазине, — недобро усмехается женщина. — А ты неужто читать собралась?
— Хотелось бы, — разочарованно говорит Аня.
— Ты ерундой не занимайся. Вон телевизор пойди с Глебом Виталичем посмотри. Тебе повезло, что такой человек тебя приютил. Вежливой будь, услужливой. Да не наглей.
Почему-то каждый ответ моей обычно приветливой домработницы режет слух. Словно железо по стеклу скрипит. Какой же, интересно, она услужливости от слепой девчонки ждет?
Когда Анюта скрывается за дверью в свою комнату, в раздражении поднимаюсь с дивана и направляюсь в кухню. Вижу почти полную тарелку сухой гречки, оставленной Аней на столе.
