Красные искры света - Джейн Анна
Едва мы зашли в подъезд, как Ярослав выругался – совсем не по-девичьи. Видимо, встреча со старшим братом, равно как и визит домой, совершенно не входили в его планы.
– Может, мне тебя здесь подождать? – спросил он.
– Нет уж, – ответила я. – Пойдем вместе. В конце концов, мы идем в твой дом. А кричать будут на меня. Ты тоже должен отхватить немного негатива.
– Моя мама никогда не кричит, – заявил Яр, нажимая на кнопку вызова лифта. – Она добрая и спокойная. Но если разозлится, может днями не разговаривать. Так, запоминай, Мельник, – сказал он уже в лифте. – Ее зовут Маргарита Сергеевна. Что бы она тебе ни говорила, просто стой, молчи и махай гривой. Поняла?
Имя матери Яра мне совсем не понравилось – слишком уж плохие ассоциации были связаны у меня с именем мачехи. Но я промолчала – лишь приняла к сведению слова Зарецкого.
– Потом извинись и скажи, что такого больше не повторится, – продолжал парень, пиная стенку лифта. Я же просто смотрела на свое новое отражение в зеркале.
– Ты так всегда выкручиваешься? – усмехнулась я.
– Как ты меня достала, – проворчал он.
– Аналогично. А что ей сказать, когда она спросит, где ты, то есть я, был? – поинтересовалась я.
– Скажи, что провожала меня до дома и уснула, – отозвался Яр.
Створки отворились, и мы подошли к темно-коричневой двери. Яр вырвал из моих рук ключи, ловко открыл замок и быстрым движением вновь всучил мне ключи. Я лишь сильнее их сжала.
Мы оказались в полутемной и довольно широкой прихожей, из которой в разные стороны вели два коридора. Яр включил свет и по привычке принялся разуваться.
– Не стой столбом, – пихнул он меня в бок.
Однако снять обувь мне не удалось – из глубин квартиры вдруг прилетел золотистого окраса пес и стал громко, заливисто лаять, глядя при этом на меня, как на врага народа. Я попробовала протянуть ему руку, но он зарычал, и я сочла, что куда более благоразумно будет не приставать к нему. Видимо, собака чуяла подмену, ибо, когда ее тихонько позвал Яр, она ткнулась ему мордой в колени и жалобно заскулила, разрешая потрепать себя по спине.
– Ярослав! – появилась следом женщина. – Где ты пропадал? Разве так можно…
Тут она, заметив меня, вернее, мое тело, осеклась.
– Это твоя подруга, Ярослав? – спросила она, изучая «подругу» несколько удивленно.
– Да, – ответила я, чувствуя себя ужасно неловко.
– Может быть, познакомишь нас? – спросила женщина и почему-то улыбнулась. Яр широко улыбнулся в ответ.
– Это Настя, – сказала я, чувствуя себя пациентом психоневрологического диспансера, – а это – Маргарита Сергеевна. Моя мама, – добавила я отстраненно.
Слово «мама» для меня было чужим, необычным и одновременно трепетным. Своей матери я никогда не знала и материнскую любовь не чувствовала, однако всегда очень хотела увидеть ту, которая меня родила, поговорить с ней, коснуться ее руки, подарить улыбку… Жаль, что сделать это было невозможно. Все, что я могла сделать – приехать на могилу в чужом далеком городе.
Слово «мать» было для меня почти сокровенным, а сейчас я должна была произносить его во имя лжи, хоть и спасительной. Но как ни назови ложь, она всегда ею останется. И меня это напрягало.
– Очень приятно, – сказала Маргарита Сергеевна. Глаза ее были чуть растерянными. Кажется, она не ожидала, что сын притащит домой какую-то девушку. Наверное, она готовилась отчитать Яра, а сейчас не могла сделать этого из-за постороннего человека.
– И мне, – отозвался Зарецкий с довольным видом. Кажется, происходящее его забавляло. – Ярослав много про вас рассказывал.
– Как интересно, – отозвалась женщина. – И что он говорил?
– Что вы очень хорошая, и он вас обожает, – выдал парень.
Женщина коротко рассмеялась.
– А о вас, Настя, он почему-то не говорил. Мне даже обидно.
– Стеснялся, – ответила я напряженным голосом. Зарецкий незаметно от матери показал мне большой палец, поднятый кверху.
– А сегодня перестал? – насмешливо спросила мать.
– Так вышло, – пожала я плечами.
– Получается, ночь вы сегодня провели вместе? Настя, прошу извинить, что вмешиваюсь, но этот негодяй даже не позвонил, не сказал, что не придет домой.
«Настя» тряхнул волосами, а я, глядя в пол, сказала:
– Я ее провожал и случайно уснул.
– Где? – не поняла мама Ярослава.
– У нее дома, – сообщила я с несчастным видом.
Женщина только вздохнула. Я почувствовала себя неловко, а Яр хмыкнул.
– Что же я вас в прихожей держу! Ребята, вы, наверное, не завтракали, – спохватилась Маргарита Сергеевна и пригласила нас в кухню. Мы покорно пошли – сначала Ярослав, который вел себя по-хозяйски, потом я, осторожно делая каждый шаг. Шествие замыкал пес, который явно не понимал, что происходит. На кухне он тотчас подошел к севшему на стул Ярославу и положил голову ему на колени.
– Надо же, – удивилась Маргарита Сергеевна. – Кажется, Сэт признал вас, Настя.
– Даже не знаю, почему, – расплылся в улыбке Яр и потрепал пса по макушке. На меня Сэт не обращал никакого внимания, хотя я и не понимала, почему. Ведь, по идее, тело Ярослава должно быть ему знакомо, прежде всего, по запаху.
Возможно, собаки видели больше, чем люди.
– Ярослав, можно тебя на минутку? Настя, извините, нам нужно кое-что обсудить. Вы подождите нас, пожалуйста, вот фрукты, угощайтесь, – улыбнулась она и первой вышла из кухни. Мне пришлось идти следом. Я вопросительно посмотрела на Зарецкого, но тот только рукой махнул. Мол, иди.
Маргарита Сергеевна привела меня в просторную комнату, залитую солнцем, – в гостиную. Здесь было светло и довольно уютно: молочные однотонные стены, темно-медовый паркет, замысловатый двухуровневый потолок с подсветкой, невесомые белые шторы, два дивана нежно-кофейного цвета, прозрачный журнальный столик. Единственным темным пятном здесь были большой телевизор, висящий на стене, и стильная модульная конструкция вокруг него из пластика и стекла – мебельная стенка. На ее нижней полке стояло множество фотографий в рамках.
Маргарита Сергеевна села на диван, сложив руки на коленях. Вид у нее был огорченный. Я осталась стоять, незаметно разглядывая комнату.
Мама Ярослава была миловидной, с мягкими чертами лица, и казалась моложе своих лет. Она была невысокой, чуть полноватой и улыбчивой. Маргарита Сергеевна умело поддерживала уют в доме, при этом не забывая и о себе: я сразу отметила и аккуратный маникюр, и изящные украшения, и ухоженные волосы. Взгляд у нее был теплым, хоть глаза и казались несколько уставшими. А улыбка – искренней.
Она разительно отличалась от другой Маргариты, моей мачехи. Та была жестка, самонадеянна и своенравна. Эта же Маргарита казалась куда более мягким человеком, и было видно, что за сына она беспокоится.
– Ярослав, я не стала устраивать сцен при твоей гостье, но не думай, что все сойдет тебе с рук, – сказала женщина. Голос у нее был довольно уставший. – И пожалуйста, сядь.
Я опустилась на диван рядом с ней.
– Что случилось? – спросила она меня прямо. – Почему ты не предупредил, что тебя не будет ночью? Еще и по телефону соврал. Мы же договаривались, что ты будешь делать все, что хочешь, но обо всем будешь предупреждать нас с отцом. Когда я поняла, что тебя не было дома, я чуть с ума не сошла, Яр. Стала звонить твоим друзьям, спрашивать, искать. Ваня сказал, что не знает, где ты. А Коля – что ты ушел с какой-то девушкой со дня рождения. Я совсем не против, что ты проводишь время с девушками, но ведь ты мог позвонить и сказать: «Мама, меня не будет». Чтобы моя душа была спокойна.
В голосе ее было столько укоризны, что мне стало не по себе. Меня перестали так контролировать с тех пор, как я ушла из дома. Честно говоря, я давно стала хозяйкой самой себе и не представляла, что значит звонить кому-то и докладывать, что я делаю, как и где. А уж спрашивать разрешение на что-либо для меня было в диковинку.
– Почему я должен отчитываться? – спросила я с раздражением, забыв о просьбе Зарецкого во всем соглашаться с матерью.
