Красные искры света - Джейн Анна
Маргарита Сергеевна вздохнула.
– Ты не должен отчитываться, верно, – сказала она. – Ты уже большой мальчик, и я не могу привязать тебя к себе.
– Но ведь привязываешь, – честно сказала я, потому что действительно так считала. Ярослав уже большой мальчик, слишком большой. Он должен быть самостоятельным.
– Печально, что ты так думаешь, – сказала Маргарита Сергеевна, сведя брови у переносицы. – Я не хочу тебя контролировать, но я должна знать, что с тобой все хорошо, что ты в безопасности. Понимаешь, Ярослав? А что я должна была думать, когда поняла, что ты исчез на двенадцать часов, твой телефон выключен и никто не знает, где ты и что с тобой.
– Что со мной может случиться? Я взрослый лоб, – вырвалось у меня. Маргарита Сергеевна странно на меня посмотрела, а я продолжила, считая своим долгом помочь Зарецкому вырвать самостоятельность: – Не нужно заставлять меня отчитываться о каждом шаге. Это несколько унизительно.
– Я не пытаюсь тебя унизить, – возразила Маргарита Сергеевна. – О чем ты говоришь, Ярослав? Я хочу знать, что ты в порядке. Вот и все.
– Ты вынуждаешь меня отчитываться, – возразила я, думая, что делаю благое дело. – А это значит, что ты не доверяешь мне! Я – взрослый, сильный парень, самодостаточный, – несколько покривила я душой, ибо Зарецкий в моем представлении был несколько другим. – Это вопрос доверия. Понимаешь? Да и если я буду докладывать тебе о каждом своем действии, что будут думать обо мне другие? Что я маменькин сыночек?
– С тех пор, как ушла Дашенька, мне страшно, – вдруг встала Маргарита Сергеевна и подошла к фотографиям, стоящим на полочках. – Когда вас нет дома, я все время думаю, где вы и что с вами. Я боюсь, что вы уйдете, как она.
Ее голос стал тих. И я вдруг поняла, что слышу в нем слезы, а встала Маргарита Сергеевна для того, чтобы я их не увидела. И тотчас я вспомнила о том, что у Ярослава была сестра, которая погибла.
Я прикусила губу, мысленно себя ругая. И зачем только стала спорить. Довела маму Зарецкого до слез. Нужно было молчать и соглашаться, как и говорил Енот. Идиотка.
– Я не пытаюсь контролировать тебя, сынок, – сказала Маргарита Сергеевна уже почти нормальным голосом – видимо, взяла себя в руки. – И я доверяю тебе. Знаю, что ты – умный, хороший мальчик. Я просто боюсь за тебя. Боюсь, что вы… – Она замолчала, вдруг подошла ко мне и обняла, прижимая к себе. И мне стало безумно неловко – как будто бы я подсматривала за чужой сокровенной тайной, стала свидетелем чужого горя.
– Прости, – со всей искренностью, на которую была способна, сказала я. – Я не хотел. Правда.
И похлопала ее по плечу, не зная, что еще могу сделать. Кроме неловкости вдруг появилось странное, колкое чувство обиды – не на Маргариту Сергеевну, а на отца. Обо мне никто и никогда так не переживал, как она о своем сыне. Для меня это чувство было новым, удивительным и не совсем понятным. Я совершенно внезапно осознала, какой может быть родительская забота. И как это приятно, хотя наверняка не многие из тех, кто имеют родителей, осознают это. Я помнила, как злились на мам Алена и Алсу, как обижался на родителей Дан, как ссорились с отцами Женя и Олег. Только Ранджи никогда не ругалась с родителями, хоть изредка и жаловалась на отца, который, будучи ее тренером, держал раньше в ежовых рукавицах.
Не то чтобы я завидовала друзьям, но я всегда осознавала – у них есть то, чего нет у меня. Нет и не будет. И кроме них, друзей, у меня никого нет.
– Все в порядке, Ярик, – погладила меня по голове, как маленького ребенка, Маргарита Сергеевна. – Я не хочу, чтобы ты обижался на меня. Просто я так сильно беспокоюсь за тебя, что места себе не нахожу, когда ты пропадаешь, не предупредив.
Она отпустила меня и взяла за руку – ладонь у нее была маленькая и теплая.
– Со мной все будет хорошо, – пообещала я зачем-то, и женщина улыбнулась. Глаза у нее были удивительно ласковые, а прикосновения – нежные, и я поняла, как сильно она любит сына.
– И я буду звонить. В этот раз я правда случайно уснул, – сказала я, чувствуя отвращение сама к себе – так не хотелось лгать этой женщине. Но и правду ей я сказать не могла.
– Эта девочка тебе нравится? – спросила Маргарита Сергеевна.
Я несмело кивнула головой. Ну, я не то чтобы себе нравилась – я себя любила!
– Она красивая и с характером, должно быть, – сказала женщина.
– Почему ты так решила? – расплылась я в улыбке. Приятно было слышать, что я красивая.
– Так чувствую, – отозвалась задумчиво Маргарита Сергеевна. – Но, наверное, тебе такая девочка и нужна. Вы давно знакомы?
– Н-нет.
– А сколько ей лет?
– Двадцать три, – призналась я.
– Старше тебя, – удивилась Маргарита Сергеевна.
И еще и его преподаватель.
– Даше сейчас тоже было бы столько, – вдруг сказала она и улыбнулась фотографиям, стоящим на полочке. Она даже взяла одну из них – в черной рамочке – в руки и подула на стекло, словно смахивая пылинки.
На фото была изображена симпатичная девочка-подросток с короткими темно-русыми волосами, с челкой, зелеными глазами и хитрой улыбкой.
Я, глядя на фотографию сестры Ярослава, вдруг почувствовала, как закружилась голова, а колени стали подозрительно слабыми – нервная система Зарецкого по-своему реагировала на шок, который я испытывала в эту минуту.
Сестра Ярослава была мне знакома. Более того, она была моей подругой, той, с которой я проучилась в одном классе целый год. Это была моя единственная настоящая подруга за все те годы. Подруга, к которой я искренне привязалась и о которой так же искренне горевала, когда узнала, что с ней случилось несчастье.
Перед моими глазами промелькнули вдруг старые, полузабытые эпизоды. Вот мы познакомились и вместе пошли гулять после школы – я по большей части молчу, а Дашка разливается соловьем: ей все равно, что у меня хмурое лицо, она пытается меня рассмешить, и у нее это получается. Вот мы пишем контрольную в школе, и я помогаю ей с уравнением, пока учитель не видит, а после мы идем на дискотеку, и подруга знакомит меня с какими-то парнями, а я смущаюсь, но держусь гордо, наблюдая, как Даша заигрывает с тем, кто ей ужасно нравится. Вот я пришла в гости и играю на пианино в ее солнечной комнате, а она слушает и улыбается. А вот встречаю ее младшего брата, вреднючего, по словам Даши, мальчишку.
Я и подумать не могла, что моя Даша Зарецкая – это старшая сестра Ярослава.
Я не знала. Честно, не знала. Словно забыла ее фамилию. Но про нее никогда не забывала. Даша навсегда осталась в моем сердце улыбчивой, веселой и дерзкой девчонкой, отличной подругой и хорошим человеком.
Как же я раньше не поняла, что тот шумный белобрысый мальчишка – надменный принц, которого я по нелепой случайности встречаю последние полтора года, и…
Я сама себя остановила.
Случайности ли это?..
Теперь я уже ни в чем не была уверена.
После того, как мы поменялись телами, я могла поверить в самые невероятные вещи.
– Ты в порядке? – тронула меня за локоть Маргарита Сергеевна.
– Да, – с трудом очнулась я, не веря в происходящее.
– Пойдем на кухню, не стоит заставлять твою гостью ждать.
Мы покинули эту комнату. Мама Ярослава что-то говорила мне, а я, не слыша ее, обернулась и еще раз встретилась глазами с глазами Даши на фото.
Как же так? Так не бывает. Нет.
Мне показалось, что Даша подмигнула, и я тряхнула головой, прогоняя видение прочь.
В кухню я вернулась на ватных ногах. Ярослав тотчас вопросительно уставился на меня, и я показала ему знак «окей», решив, что про Дашу расскажу только тогда, когда мы останемся наедине.
Маргарита Сергеевна решила накормить нас завтраком. Она включила чайник и принялась хлопотать у плиты, попутно ведя разговор о погоде.
– Ярослав, помоги, пожалуйста, – попросила она между делом. – Подай, пожалуйста, сковороду, ту, которая новая.
Я, однако, не успела сказать и слова.
– Давайте я помогу, – вскочил на ноги Зарецкий, который понимал, что я в его кухне совсем не ориентируюсь.
